Газета Завтра 301 (36 1999)

— Взобрались они, трактористы, на этот помост и все разом нырнули ласточкой, выставив вперед сведенные руки. Я увидел в воздухе прекрасную гирлянду из загорелых тел: второй ныряльщик завис на верхней точке дуги, первый уже входил в воду, а третий только-только толчком оторвал ступни от помоста... Они прыгнули раз, второй, третий... я ничего не мог нарисовать: слишком широко растянута в пространстве была эта дуга. И тогда я сместил фокус зрения, увидел их как в легком тумане, слегка размыто. И нарисовал. И тогда я стал учиться управлять зрением — видеть то широко, то локально, более узко.

Миша Ляхов опубликовал в журнале "Знание-сила" (№ 1 за 1979 г.) статью "Учусь видеть".

В нее вошли результаты наших общих раздумий и бесед со многими художниками.

По крайней мере веками рисующим ученикам говорят:

— Что ты ползаешь взглядом по форме , как муравей? Учись видеть большой объем, большую форму.

Нет сегодня учебника рисования, где не были бы приведены слова П. Чистякова: "Рисуешь ухо — смотри на пятку!.."

Я училась в Ленинграде рисунку у лучших учителей, имена которых обязательно называют в истории нашей художественной школы: Михаила Григорьевича Платунова, С. Л. Абугова и у автора прославленной картины о Теркине Ю. Непринцева. Я выше приведенную фразу Чистякова НЕ ПОНИМАЛА. Нас учили мерить натуру карандашом в вытянутой руке и не учили видеть СРАЗУ большую форму. Ни в одном из учебников, бывших у меня в руках, я не встречала такого видения, которое М. Ляхов в статье "Учусь видеть" назвал ПАНОРАМНЫМ ЗРЕНИЕМ. Размышляя об этом феномене, мы пришли к выводу, что так ВСЕГДА смотрел на мир первобытный человек. Будучи охотником и одновременно добычей для хищника, он вынужден был видеть огромный кусок пространства вот так — панорамно, не в фокусе, размыто, как М. Ляхов впервые для себя посмотрел на трех ныряющих трактористов. Один из художников на это наше рассуждение сказал: "Да, я читал записки француза, который ехал на лодке по амазонке. Перед ним стояла стена сельвы, в которой он не видел ничего живого, чему туземец очень удивлялся: "Как же! Вон там обезьяна, а вот два попугая сидят!" Дело в том, что туземец смотрел на стену сельвы широко, размыто, и сразу видел движение птицы или зверя, отличающееся от движения листвы, а европеец, рассматривая сельву по кусочкам, не видел ничего живого.

Потом мы обратили внимание, что, говоря о живописи и о видении цвета, художники к такому зрению призывали однозначно: "Распустите глаза!.." — говорил ученикам Константин Коровин. "Растопырьте глаза!" — требовал Валентин Серов.

По всей вероятности, когда первобытный человек приступил к трудовым процессам, например, долго и осторожно обкалывал каменный скребок или топор, ему трудно было держать постоянно узкое поле зрения, и ему, наоборот, говорили: "Что ты распустил, что ты растопырил глаза? Гляди в одно место!.."

Но самое интересное случилось сравнительно недавно: три с небольшим года назад, когда я писала теоретическую работу для НИИ теории и истории изобразительных искусств Российской академии художеств, где я до последнего времени работала около тридцати лет старшим научным сотрудником.

Описывая "панорамное зрение" Ляхова, я совершенно случайно в журнале "Чудеса и приключения" (№8 за 1993 год) наткнулась на статью Вадима Черноброва "Остановись, мгновенье, ты — ужасно!" (Этот журнал я видела в тот момент в первый и последний раз в моей жизни.) Статья была посвящена феномену "стрессового замедления времени". Об этом писали многие летчики (например, Марк Галлай и Марина Попович), в статье приводилось много строго документальных фактов.

Например, парашютист в ужасе видит прямо под ним — линии высоковольтных передач. Сейчас он погибнет. Боковым зрением он замечает, как по аэродрому бегут кричащие люди, сигнализируя ему об опасности. И в этот момент — вдруг парашют остановился. (Он даже поднял глаза — зацепился за что-то?). Но не только парашют: весь мир вдруг почти застыл, медленно двигаясь, как при замедленной киносъемке. Он стал работать стропами и отвел парашют от проводов. Дальше он ничего не помнит. Он сидит на земле и ему рассказывают: он приземлился в беспамятстве, глаза его были открыты, но он ни на что не реагировал и на вопросы не отвечал. Понадобилось значительное время, чтобы он пришел в себя.

Война. Летчик летит бомбить мост через реку, чтобы задержать наступление фашистов. Все бомбы падают мимо. Самолет подбит зениткой и тоже падает, не совсем потеряв управление. Летчик последними усилиями в жизни направляет самолет на мост, чтобы совершить наземный таран. Приближаясь к мосту, самолет крылом задевает за стояк моста, машина переворачивается и летчика выбрасывает из нее. И тут — все почти остановилось, двигаясь еле-еле. Летчик видит, как медленно падает самолет, как при ударе о мост происходит взрыв и пламя несет на подступивших к мосту фашистов. Он видит, как многих охватывает пламя взрыва и они гибнут в огне. Он успевает разглядеть выражение многих лиц врагов и позднее вспоминает сотни деталей.