Газета Завтра 308 (43 1999)

Я НЕОДНОКРАТНО ЗАДУМЫВАЛСЯ с тех пор, как прочитал “Библию”, над смыслом этих слов. Читал какие-то богословские трактовки, вслушивался в объяснения батюшек. И что-то все-таки недопонимал. Ясность наступила на операционном столе. Не скажу, что узрел истинное понимание слов, “Богу-Богово, человеку — человеково”. Но свое собственное понимание слов “Блаженны нищие духом...” ко мне пришло в такой неординарный момент.

Делали мне ангиопластику со стентированием сосудов сердца в течение четырех часов. Под местным наркозом, когда замораживались те участки тела, где вскрывались артерии, через которые вводились в область сердца катетеры, продувавшие забитые после тяжелейшего инфаркта сосуды. А затем и вводился стент, насколько я понял, нечто вроде спирали, расширяющей главный сердечный сосуд для возможности нормального кровообращения. На больших телеэкранах было видно движение этих катетеров по артериям и их вхождение в сердце. Боли были терпимыми. Василий Васильевич Честухин, доктор медицинских наук, кудесник в кардиологии, пламенный сторонник ангиопластики, уговорил меня не спешить с шунтированием, хотя все показания к такой полостной операции были, два полностью забитых сосуда и третий тоже с небольшими просветами, но вдруг получится?! Василий Васильевич еще когда делал коронарографию, исследовал сердце через так же введенный в артерию зонд, предложил мне попробовать решить мои проблемы, не дожидаясь полостной операции на сердце. Если главный сосуд, забитый во время инфаркта, удастся вскрыть и установить в нем постоянный стент, значит можно пока с шунтированием не спешить, а при удаче и вовсе на будущее обойтись без него. Не удастся — сразу операция останавливается — и уже в дело вступает кардиохирург Дмитрий Валерьевич Шумаков со своей бригадой...

Перед тем, как идти на операцию, меня соборовал священник отец Константин Татаринцев. Наступило облегчение в душе, успокоение...

И вот я лежу на узком столе, весь упакованный простынями, слегка оглушенный лекарствами, уколами и растворами, в огромном количестве вливаемыми в мои артерии. Болезненность передвижения катетеров и стентов через все тело от бедра к сердцу в пределах терпения, к ней привыкаешь, на короткие вопросы Василия Васильевича также коротко отвечаешь. На экран с какими-то марсианскими каналами и движущимися по ним змеевидными эластичными зондами тоже со временем перестаешь смотреть. Поворачиваешь голову направо. В сторону ассистирующей Василию Васильевичу Марии Георгиевны и молоденьких симпатичных медсестричек, но и женская привлекательность в таком состоянии организма ненадолго отвлекает глаз. Погружаешься в себя. В свои мысли. Вот врачи колдуют над тобой. В их работе не может быть сомнений, колебаний, они не могут остановиться на полпути. Важная, но простая работа. Шаг за шагом — вскрыл артерию, ввел зонд, ввел кубики лечебного раствора... И чем сложнее операция, вплоть до трансплантации сердца, чем прославился директор института академик Валерий Иванович Шумаков, тем проще и отлаженнее должны быть действия хирургов. Так же прост крестьянин в своей работе. Прост полководец во время сражения, когда позади все карты генштабов, а впереди конкретные боевые действия, которые принесут или победу, или поражение.

Василий Васильевич просто и четко отдает команды: “Мария, раствор...”, “Поглубже вдохните”, “Замерли, съемка”... И чем сложнее момент, тем проще команда.