Газета Завтра 309 (44 1999)

"Красный Китай" активно задействовал в этом процессе многочисленную диаспору "хуацяо", играющую заметную роль в экономике Юго-Восточной Азии. Организационная, а также информационная поддержка со стороны соотечественников, живущих за границей, стала важной составляющей "китайского рывка" в третье тысячелетие. При этом политические взгляды "хуацяо" никого не волновали. Как заметил когда-то Ден Сяопин, "неважно, какого цвета кошка — лишь бы она ловила мышей".

Надо сказать, что для ловли мышей китайцы использовали множество кошек разного цвета. Особенно важным в этом плане для КНР стало улучшение отношений с США к концу 70-х годов. При этом если Вашингтон имел в виду чисто механическое поддержание "баланса сил" в стратегическом противостоянии с Советским Союзом, то Пекин преследовал куда более многомерные цели. Китайские лидеры блестяще воспользовались политическим моментом, приоткрывшим для них доступ к новейшим западным технологиям. Десятки тысяч студентов отправились за океан получать суперсовременное образование. Их преимущественные интересы не составляли тайны: информатика и программирование, точные науки. В результате уже сегодня самые сложные программные продукты американцы делают с помощью выходцев из КНР, а баллистические ракеты "Великий поход" несут на себе ядерные заряды, от начала до конца созданные китайскими специалистами.

То же касается и внешней торговли. На сегодня КНР стала крупнейшим торговым партнером США, а по ряду товарных позиций уровень импортной зависимости от Китая у американцев может быть оценен как почти критический. Положительное сальдо КНР в торговле со Штатами ежегодно исчисляется десятками миллиардов долларов. При этом доллар не имеет хождения на внутреннем рынке Китая и не выступает средством накопления, как в современной РФ: юань стабилен.

Всё это, разумеется, не случайность, а результат целенаправленных усилий той части китайского общества, которую можно назвать элитой, — не по ее богатству или статусу, а по тем функциям, которые она выполняет в данном обществе. Аналогичная элита СССР уже к концу брежневского периода оказалась внутренне несостоятельной, утратившей свойственные коммунистам понимание исторического процесса, жажду социальной справедливости и преобразования мира, насквозь источенной жучками личного преуспеяния и материального богатства. Элита перестала быть элитой, перестала управлять сама собой и потому уже не могла управлять партией, а через нее — обществом. Она сама превратилась в объект управления и манипуляций извне. Мистическое сердце КПСС, коллективного субъекта Советского Союза, остановилось задолго до ее официального роспуска.

Сегодня многие бывшие лидеры СССР публично сожалеют об упущенной возможности избрать "китайский вариант" реформ, к чему вроде бы склонялся Горбачев. "Если бы не события на площади Тяньаньмэнь,— утверждают они,— вектор развития мог оказаться иным". Но хорошо известно, что "студенческие волнения" в связи с визитом Горбачева, специально приуроченным к американскому Дню независимости, готовились спецслужбами США и их агентурой в КНР заранее — как многоцелевая акция, направленная не столько против горбачевского руководства, уже сдавшего на Мальте геополитические интересы Союза, сколько против самого Китая — в соответствии все с той же концепцией "баланса сил". Скорее, визит "Горби" стал поводом для волнений в Пекине, чем волнения в Пекине — поводом для отказа "лучшего немца" пойти по китайскому пути.

Причины действенности элиты КПК, весь путь развития "красного дракона", его "дао", если использовать термин классической китайской философии, нельзя понять вне истории, вне традиции китайского общества. В печати уже неоднократно приводился эпизод шанхайской встречи западных философов с китайскими мудрецами, состоявшейся в 1907 году.

"Поднебесная империя" к тому времени на протяжении нескольких десятков лет представляла собой полуколонию, имевшую очень много общего с современной РФ, — разве что иностранных "сеттльментов" с их особым правовым статусом у нас пока нет. Зато местничество "региональных баронов"-дуцзюней, продажность бюрократии, бессилие центральной власти в Китае на рубеже XIX-XX веков были вполне достойны современной России.

"Хозяева жизни", тогда не стеснявшиеся называть себя империалистами, убеждали китайских мыслителей, что преимущество их цивилизации абсолютно, и отсталому Китаю не остается ничего иного, как признать это и подчиниться диктату "развитых стран". Незадолго до того китайцы познакомились с социал-дарвинизмом, утверждающим право сильных пожирать слабых не только в природе, но и в обществе. Подобная идеология не просто противоречила традиционному китайскому мировоззрению — она впервые ставила под угрозу само существование Китая, который не раз "переваривал" любые вторжения "варваров". Но теперь, поняли китайцы, слабость просто не оставляла им шансов на выживание. А адекватной стратегии ответных действий еще не было.