Газета Завтра 31 (1235 2017)

Привлекательным центром для значительной части российских верхов всегда являлся Запад, манящий прелестями олигархической вольницы. Для заряжённых туда "слуг народа" чаяния простых людей — это довольно абстрактная субстанция, к которой следует относиться чисто ритуально. Последние два с лишним десятилетия, прошедшие на наших глазах, наглядно иллюстрируют эту реальность.

Однако сегодня кланы, расфасовавшие страну, испытывают определённую тревогу. Её причина — набирающий силу президентский курс, нацеленный на национализацию отечественных элит. Западный тренд, коему они с упоением следуют, явно пробуксовывает, уступая место патриотической волне. В этой ситуации олигархический реванш становится вполне осязаемым, нацеленным на восстановление нужного ему статус-кво. В нашей истории такое случалось не раз, а потому любопытно взглянуть, как это происходило ранее.

Начнём с самого известного московского царя — Ивана Грозного, вступившего в противостояние с боярством, которое стремилось превратить страну в свою владетельную вотчину. Конфликт царя с окружением нарастал с начала Ливонской войны, постоянно омрачавшейся переходами приближённых на сторону противника, то есть Польши. Наиболее известен побег князя Андрея Курбского в июне 1564 года. Хотя и до этого происходили не менее крупные измены.

Так, Иван Бельский пытался бежать, для чего контактировал с администрацией Вильно и даже успел обзавестись королевской охранной грамотой. По той же причине был арестован двоюродный брат Ивана IV князь Василий Глинский. Царский родственник обладал военными сведениями, знал о разговорах в боярской думе, его бегство могло доставить немало проблем. Череду предательств продолжил князь Дмитрий Вишневецкий: ему удалось добраться до короля, принявшего его как родного.

В такой атмосфере эффективность боевых действий не могла быть высокой. На повестку дня встала задача очищения верхов от "верных слуг", что и вошло в историю как знаменитая опричнина. Гнев государя обратился на боярскую аристократию. Ведь та плела интриги, поддерживая связи с врагом, о чём свидетельствовали перехваченные письма польского короля к видным боярам. В них предлагалось схватить царя в ходе поездки по прифронтовой полосе и доставить в Польшу. Реакцию Ивана Грозного на подобное понять, конечно, несложно. Его царствование — пример успешного противодействия олигархической угрозе, не потому ли этот монарх так невыигрышно запечатлён в анналах истории…

Подобный имидж сопутствовал и императору Павлу I, чьё правление по своему духу чем-то напоминает времена Ивана Грозного, правда, с иным исходом. Внутренняя политика Павла также имела ярко выраженную антидворянскую направленность. Достаточно вспомнить веер указов, серьёзно осложнивших беззаботную жизнь сильных мира сего. Дворянство по-настоящему заставили служить, уклонявшихся приказано было предавать суду, уволенных со службы за проступки велено исключать из дворянских собраний, переход с военной стези на гражданскую ограничивался. Подача всевозможных жалоб для дворян могла происходить только с разрешения губернаторов.

Зато в пику этому намечались заметные послабления крестьянскому сословию. Чего только стоит указ о трёхдневной барщине, вызвавший негодование и ярость помещичьих кругов. Кроме того, землепашцев освободили от ненавистной хлебной подати, им регулярно прощались недоимки. В свете этого отношение дворянской прослойки к Павлу I вполне определённо. Заговор аристократии против императора и явился ответом на эту политическую линию. Известие о его смерти (официально — от апоплексического удара) вызвало у правящего класса с трудом сдерживаемое ликование, а клевета о Павле I отныне будет сопровождать любое упоминание о нём.

Императорскую Россию можно назвать ареной серьёзных олигархических битв. Следует вспомнить Николая I, не избежавшего этих испытаний. Весомая часть его царствования прошла в жёстком противостоянии с командующим Черноморским флотом адмиралом Алексеем Грейгом. Фамильный герб этого выходца из Шотландии украшал девиз: "ударяй метко". Однако ударял он большей частью не на военно-морских, а на коммерческих фронтах. Вокруг этого фактического хозяина Причерноморья сбились люди в офицерских и генеральских мундирах, которые лишь прикрывали корыстное нутро, жаждавшее обогащения за государственный счёт. В этой толпе вояк выделялся начальник штаба, греческий уроженец контр-адмирал Критский, державший в руках бюджетные потоки, интендантские поставки.

Однако не только он делил "заботы" по управлению обширным флотским хозяйством. Эту роль с успехом выполняла гражданская жена адмирала Грейга Юлия (Лея), с коей тот познакомился в ходе её визита по делам одесских купеческих поставщиков. Она являлась проводником интересов богатейших дельцов по фамилиям Серебряный и Рафаилович, вкупе с "хлебными королями" российского юга Гильковичем и Гальперсоном.