По Жолтовскому архитектура — продолжение природы, подтверждение земного физического порядка вещей, показ борьбы силы тяжести с материей. Планетарные черты зодчества для него важней стилевых, а придумывание стилей — пустое формотворчество. В сущности, он признает: в архитектурном произведении две конструкции. Одна — действительная, обеспечивающая прочность здания. Другая — изображаемая, не всегда совпадающая с первой, представляющая действительную конструкцию такой, какой ее хотел бы видеть зодчий.
Она — идеализация первой. Причем зодчий ищет композиционную идею в сфере именно таких идеализаций. Конструктивная схема, распределение нагрузок, работа внутренних сил в этой вымышленной конструкции — одна из художественных мистификаций, без которых нет архитектуры как искусства.
В рамках данных построений Жолтовский стремится выявить свойства камня, металла, дерева. Реализм архитектуры, считает он, состоит в искусстве "правдиво подать материал", в доверии зодчего к простейшей конструкции — стене. Усложненность, украшенность стен в готике и барокко, убежден он, — род декаденса, кризис тектонической правды.
Рассматривая будущее здание как живой архитектурный организм, он заботится и о прямой связи архитектуры с природой: произведение зодчества — рукотворная часть пейзажа, его организованный передний план; строить нужно так, чтобы выиграли оба — и здание, и пейзаж, чтобы объект "врос" в свое окружение.
Планетарность для Жолтовского предваряет бесконечность. Вот как он описывает Парфенон: "От бесконечного пространства и свободного дыхания Аттики, над которыми господствует храм, через промежуточную среду — периптер — в сжатое, ограниченное пространство второго портика и стесненность двери... и наконец — свободный вздох целлы с ее устремленной вверх двухъярусной колоннадой к бесконечному пространству неба. Парфенон заставляет нас пережить потерю пространства, его свободы — и вновь обрести их уже в другом качестве — в этом его драматический замысел... Все лучшие произведения архитектуры несут в себе это чувство бесконечности, незавершенности. Пирамида, Парфенон, Коломенское, Смольный, Капелла Пацци — все это различные формы перехода от бесконечности Земли к бесконечности неба..."
Мастер вводит нас в суть понятий формы и масштабы.
По-разному строя дом, можно делать так, что он будет восприниматься как большое или малое здание. Большой архитектурный организм композиционно развит, пространственно сложен, расчленен; малый — пространственно прост, целен. Дом, представленный как большое здание, при фактических средних размерах будет крупен по форме, но мелок по масштабу. Приняв же вид малого здания, он будет мал по форме, но крупен по масштабу. Здесь та же художественная мистификация — дать дому нужный масштаб, — значит, подменить одно другим. В общем случае большой объем, решенный как малый, предпочтителен. ("Приятней видеть крупного ребенка, чем равного ему по росту взрослого карлика").
Интерьеру, напротив, чужд крупный масштаб. Здесь нужны тонкость деталей, перетекание внутренних пространств, зрительно ослабляющий стену цвет, иллюзорное расширение помещений. ("Дом надо снаружи укрепить, а изнутри разрушить").
Жолтовский сравнивает формирование масштаба с процессом роста живых организмов. "Медленный рост", выраженный нюансностью пропорций, присущ организмам, исчерпавшим ресурс развития; "быстрый" с его контрастностью членений — юным организмам. Практически же членя малый объем и сдерживая резкий спад масштаба, мы сближаем расчлененный дом с нерасчлененным, поднимаем членение, лишаем разбивки почти весь фасад. Итог — контрастность пропорций.
Важный для мастера фактор — масштабность, соизмеримость предмета с человеком. Сопоставляя размеры разновеликих архитектурных деталей, мы постигаем габариты здания и, соотнося их с нашим ростом, "находим себя" в предметной среде, узнаем, что есть мы и что есть местная застройка. Деталь — источник размерных модуляций, без которых форму нельзя масштабно осмыслить. Контраст размеров создает и мелкая разработка крупной формы ("Сила идет об руку с нежностью").
Мастер берет у природы принцип облегчения, размельчения, размножения форм в направлениях снизу вверх и от центра к периферии. На тяжелый фрагмент дома он ставит легкий, на него — легчайший, сквозной, дематериализованный (переход к "бесконечности неба"). При компактной массе здания эту идею он выражает в убывающих пропорциях горизонтальных членений. Принцип размельчения форм переносится и на план объекта. В любом случае налицо плотность ядра и дробность краев композиции. Истончаются и архитектурные детали, падает высота их рельефа.
Между дифференциацией форм в зодчестве и природе, по Жолтовскому, есть различие: в верхней части фасада мелкий масштаб деталей сменяется крупным. Приходясь на карниз или иное завершение, "масштабный всплеск" сообщает цельность композиции.