Газета Завтра 321 (4 2000)

Нам даже представить трудно, какую ожесточеннейшую борьбу денно и нощно ведут добрые воины Христовы за чистоту ума. Общаясь с десятками и сотнями людей, подвергаясь массированным ударам масонских СМИ, ратоборствуя на фронтах лютой информационной войны, — относишься к работе рассудка как к чему-то совершенно естественному. Анализируя факты, оперируя логикой, выстраивая причинно-следственные ряды, — привыкаешь к тому, что через сферу сознания движутся стремительные мысленные потоки. Но внимательно молящийся подвижник погружает ум в слова молитвы и тотчас отсекает, отбрасывает прочь любые мысли и образы — не только греховные, явно демонические, но и на первый взгляд благие, душеполезные. Незаменимое оружие истинного молитвенника и вообще любого православного христианина — его незримый пламенный меч, Иисусова молитва: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго". Этой молитвой как благодатным воздухом дышит и живет боголюбивая душа.

"Именем Иисуса бей супостатов!" — призывает преподобный Иоанн Лествичник.

Полное очищение ума и сердца, окончательная победа над врагами достигается смирением. Кто смирился, тот воистину победил.

"Жертва Богу дух сокрушен; сердце сокрушено и смиренно Бог не уничижит", — утверждает святой царь и пророк Давид в 50-м псалме.

Наш всемирно известный соотечественник — преподобный Силуан Афонский — в начале пребывания на Святой Горе стяжал обильную благодать Святого Духа. Будучи послушником, он получил от Пресвятой Богородицы великий редчайший дар — непрестанную сердечную Иисусову молитву. В церкви святого Пророка Илии сподобился увидеть живого Христа. Имел пламенную ревность к Богоугождению. Спал, сидя на табурете, несколько раз по 15-20 минут: в общей сложности от полутора до двух часов в сутки. Жил в полном послушании и воздержании. Никого не осуждал. И все-таки долгие годы изнемогал в мучительных, тяжелейших борениях!..

По ночам демоны набивались в келью и нагло мешали заниматься молитвенным деланием. Самоотверженный аскет понимал, что в чем-то заблуждается, однако никак не мог обнаружить ошибку. И вот однажды доблестный святогорец встал, чтобы поклониться иконе, и увидел пред собой огромного беса, загораживающего икону и ожидающего поклонения себе...

— Господи! Ты видишь, что я хочу Тебе молиться чистым умом, но бесы мне не дают. Скажи, что должен я делать, чтобы отошли они от меня? — возопиял монах.

— Горделивые всегда так страдают от бесов, — отвечает Бог в его сердце.

— Господи, Ты Милостивый. Знает Тебя душа моя. Скажи мне, что должен я делать, чтобы смирилась душа моя? — вопрошает страдалец.

— Держи ум твой во аде и не отчаивайся,— вразумляет Господь.

Титаническая борьба с губительной гордостью, столь прочно укоренившейся в падшей человеческой природе, доходит до крайней степени напряжения. Требуются невероятные волевые усилия и... сверхусилия. Но запас терпения и стойкости исчерпан. Достигнут предел. Потрясенный воин полков Христовых в изнеможении замирает на последней, критической грани. Вот он, бездонный зев отчаяния. Еще миг и смертоносный мрак поглотит душу навеки!.. И тогда, наконец, совершается, казалось бы, уже невозможное. Зияющую бездну космического зла сокрушает бескрайний океан Божественного человеколюбия. Всемогущий Владыка Ангелов исхищает Своего верного служителя из челюстей тьмы и возносит в чудную область неизглаголанного Фаворского Света!..

Речь идет о таких исключительных высотах аскетического подвига, когда преподобный Силуан, как и преподобный Сисой, Макарий и Пимен Великие, погружается духом в безмерные глубины смирения и — почитая себя достойным ада — реально переживает состояние адских мучений и при этом, несомненно, уповает на безграничное милосердие Творца...

Стемнело. Пора отправляться на ночлег. Покидаю террасу. Пересекаю дворик. Поднимаюсь на второй этаж и захожу в маленькую уютную комнату, где живет молодой инок. Я познакомился с ним еще летом. Мы тепло приветствуем друг друга, обмениваемся последними новостями и начинаем неспешную дружескую беседу на духовные темы. Братское общение в духе единомыслия и единодушия приносит обоюдную пользу. Оживает память. Перед внутренним взором возникают утешительные картины минувшего, и...

— Ты что-нибудь почувствовал?! — восклицает собеседник, прерывая разговор.

— Нет.

— Нас вроде бы тряхануло... А сейчас?!

Не успеваю ответить. Пол, стены, тумбочка, столик, оконные стекла, потолок содрогаются от мощного толчка. Кажется, еще чуть-чуть — и келья превратится в груду развалин.

"А если это начало сильнейшего землетрясения! — обжигает леденящим холодом паническая мысль. — Надо немедленно вниз, подальше от здания!"

Беру себя в руки. Успокаиваюсь. Изгоняю страх молитвой.

Выходим на свежий воздух. Осматриваемся. Слушаем тишину.

Строения целы. Все осталось на своих местах. Как и прежде, на черном бархате ночи мерцают бриллианты несметных звезд. И вместе с тем что-то неуловимо изменилось.