Газета Завтра 323 (6 2000)

Многие из тех, кто участвовал в поездке, даже не задумывались о символическом характере этого события. Речь в основном, шла о том, чтобы в тяжелый кровавый период поддержать русских воинов.

Писатели произносили речи, дарили книги. Поэты на морозе долго не "мучили" солдат своими стихами, но если предоставлялась возможность — пели их под гитару в палатке.

— Ребята, мы с вами, давите гадов до полной нашей Победы, — обращались писатели к военным.

Некоторые делегаты фронтового пленума взяли в поездку блоки сигарет и теплые вещи для солдат. Это была небольшая гуманитарная помощь для воюющей армии.

Однако в некий момент писатели почувствовали масштаб происходящего.

Может быть, во время встречи с командующим группировкой российских войск в Чечне Виктором Казанцевым, может быть, раньше — на позициях у селения Автуры, где капитан-артиллерист с волнением в голосе неожиданно задал вопрос:

— А что, Распутин тоже прилетел?

Русская армия и русская культура. Эти два понятия в течение столетий складывались в единую составляющую державы. Непобедимая армия и великая культура — это и есть империя. Одно без другого бессмысленно, безобразно, случайно и недолговечно. ХIХ и ХХ века русской истории — лучшее тому подтверждение. В России близость культуры к армии олицетворяют имена великих писателей и художников, писавших на военные темы и вышедших из армейской среды.

Подлинная национальная культура не может быть антимилитаристской. Естественно, что в конце ХХ века русские писатели, будучи даже в оппозиции к нынешнему строю, продолжали интуитивно уповать на армию, видеть в ней близкую себе по духу и ценностным ориентирам силу. Интересно, что либеральный накат на армию по ярости и злобе был равен удару по основам национальной культуры. Именно писатели России, сами подвергавшиеся ежедневному информационному и организационному прессингу "демократической" власти, не забывали поддерживать армию, опровергая ее многочисленных клеветников из лагеря либералов.

Так было. Но после уничтожения СССР, после "грачевщины" и расстрела Дома Советов, после того, как слой патриотической интеллигенции был помещен в информационную резервацию, — армия и национальная культура словно бы потеряли друг друга. В русской художественной среде все реже говорили о миссии армии. В то же время русские военные все в меньшей степени могли знать о том, что происходит в гонимом секторе культуры.