"ЗАВТРА". Олег Михайлович, хотела бы, чтобы Вы рассказали о прощальном приезде Нуреева в Россию. Ведь, несмотря на вынужденную эмиграцию, он, в очередной раз, прославил русский балет на весь мир.
Олег ВИНОГРАДОВ.
Конечно, я сделал всё, чтобы вернуть Нуреева в Ленинград. Дело в том, что мы учились с ним в одном классе у замечательного, нашего любимого, педагога Александра Ивановича Пушкина. Друзьями мы не были, но отношения поддерживали постоянно. Он всё время болел театром, он всё время болел Петербургом, спрашивал обо всех. Конечно, Нуреев - явление совершенно экстраординарное, таких танцовщиков не было."ЗАВТРА". Что Вас больше всего тронуло, когда он танцевал в "Сильфиде"?
Олег ВИНОГРАДОВ.
Он уже не танцевал. Он ходил. Он был уже очень болен А тронуло?.. В 1978 году в Кировском театре реконструировали сцену. Старую ломали, и отломанный кусок я сохранил. Через какое-то время уже на гастролях в Париже я передал этот кусок Нурееву со словами: "Рудик, это кусок сцены, на которой ты танцевал". И он заплакал Так вот, после "Сильфиды", когда уже спектакль закончился, Нуреев опустился на колени новой сцены театра. И потом сказал: "Ты сделал мне второй подарок. Теперь я, наверное, больше на этой сцене не появлюсь". Через два месяца он умер."ЗАВТРА". Олег Михайлович, вы прошли через огни, воды и медные трубы. Что оказалось для Вас самым главным?
Олег ВИНОГРАДОВ.
Самое главное то, что моя бедная мама, которая осталась одна с тремя детьми после войны, отец погиб, заложила в ломбард всё: свои серёжки, свадебное кольцо и внесла вырученные деньги на моё частное обучение у педагога, благодаря чему я поступил в хореографическое училище. Моя мама не понимала балета абсолютно, она верила в то, что, раз я выбрал балет и фанатично им занимался, значит, так надо. Каждый раз мама приходила на спектакли, буквально с моего студенческого "Щелкунчика", где я танцевал паяца. Я потом спросил: "Мам, как я танцевал-то?" (голос срывается) "Миленький, я не видела - плакала". Она каждый раз плакала И самое ужасное то, что, имея шестидесятилетний опыт в балете, имея авторитет, - что-то значу в своей профессии - я абсолютно не нужен Родине. Меня даже не пускают в Мариинский театр Но Петипа в своих воспоминаниях пишет: сегодня не пустили в Мариинский театр; швейцар, который кланялся мне до пояса, сказал: "миленький Морис Иванович, пущать не велено" Я не Петипа, но, тем не менее, всё-таки 23 года руководил лучшим театром мираБеседовала Марина Алексинская
Апостроф
Георгий Судовцев
21 августа 2014 0
Политика Культура
Олег МАТВЕЙЧЕВ, Анатолий БЕЛЯКОВ. Крымская весна. 30 дней, которые потрясли мир. - М.: Книжный мир, 2014. - 256 с.
У великого Гёте, помимо всемирно известных "Фауста", "Страданий молодого Вертера" и поэтических шедевров, есть еще замечательная автобиография под названием "Поэзия и правда". Где он с мельчайшими подробностями - память у веймарского "олимпийца", уроженца Франкфурта-на-Майне, была поистине феноменальной! - описывает тот мир, в котором рос. Особое внимание уделяя книгам и письмам. И те, и другие во времена Гёте, оказывается, были целыми микрокосмами, в которых, словно в капле воды, отражался весь "большой" мир. Значение имело всё: формат и материал листа, чернила, почерк - образованный человек того времени был еще и каллиграфом, при необходимости способным даже через форму букв передавать своему адресату дополнительную информацию
Сегодня искусство и традиции письменного общения между людьми не то, чтобы утеряны, - просто со сменой материального носителя и способа доставки, с появлением мобильной связи, электронной почты и электронных "социальных сетей", включая пресловутый "твиттер", эти традиции, это искусство формируются заново. Никто ведь не мешает нам сесть с гусиным пером и чернильницей или даже с шариковой ручкой за лист бумаги, заклеить письмо в конверт, опустить в почтовый ящик и несколько дней (а то и недель - обычная почта сегодня работает хуже, чем сто лет назад) ждать обстоятельного и выверенного ответа. Правда, куда проще набрать несколько строк "эсэмэски" или вообще поговорить по скайпу