Газета Завтра 347 (30 2000)

Для Льва Николаевича Гумилева Дмитрий Балашов был сам по себе убедительнейшим примером его пассионарной теории. Своей энергией Дмитрий заполнял все окружающее его пространство. Он никогда не унывал. Никогда не чувствовал себя побежденным. Моя мама помнит его еще по первым годам работы в Карельском филиале Академии наук СССР. С 1961 года. Он тогда создавал в Карелии общество по охране памятников старины, подписывал письма протеста против сноса церквей, за что и был изгнан из науки. Как он сам мне рассказывал, он стал писателем поневоле. Работы не было. Знания, накопленные в фольклорных экспедициях, переполняли. Кормить семью надо было. Сама по себе написалась первая повесть "Господин Великий Новгород", легко пошла в "Молодой гвардии", первый шумный успех. Как часто во все времена на Руси и бывало, Москва оборонила молодого писателя от самодурства местных властей. Затем, в 1972 году, также быстро вышла "Марфа-посадница" и уже с 1977 года он приступил к циклу романов "Государи московские". В те же семидесятые годы я с Дмитрием и сдружился. Дмитрий Михайлович был своенравным человеком. В чем-то напоминающим Льва Толстого. Может, не случайно спустя годы в Ясной Поляне ему вручил Толстовскую премию праправнук великого писателя Владимир Толстой. Трудолюбие, глобальность идей, проповедничество, равное количество детей. Он, как и Толстой, творил подвиг своей жизни. Из самой жизни лепил еще одну историческую драму. По большому счету он не принимал всю послепетровскую Россию. Считая, что страна пошла не по своему, предначертанному ей свыше национальному пути. Своими прекрасными книгами, обращенными в русское средневековье, он показывал русскому народу его национальный характер. Как и у Льва Толстого, его идеи всерьез не воспринимались обществом, но сами книги пользовались громадным успехом. Их читали во всех слоях общества: от коридоров ЦК КПСС до тайных последователей НТС. Его пропагандировали в газете "Правда" Юрий Суровцев и в журнале "Посев" Михаил Назаров практически одновременно. Всем серьезным политическим силам нужна была русская история, и все знали, что более талантливого художественного осмыслителя этой истории, чем Дмитрий Балашов, в России нет. Областной журнал "Север" на долгие годы стал его и художественной и публицистической трибуной, а главный редактор журнала Дмитрий Гусаров — надежным защитником во всех партийных инстанциях.

В годы разрушительной перестройки Балашов с первых же номеров нашей газеты "День" еще десять лет назад стал постоянным автором, печатая иногда из номера в номер свои такие же неукротимые, как он сам, статьи и очерки. Он охотно стал членом нашей редколлегии. Не дожил до нашего скорого газетного юбилея. Он ездил в командировки по "горячим точкам" от нашей газеты, звал к самой беспощадной борьбе. Человек средневековья, он не терпел слабодушия и компромисса, всегда жаждал действий. Впрочем, это стало уже традицией для русского писателя. Энергии в нем хватало еще на жизнь вперед. И потому так страшно прозвучали слова, сказанные мне по телефону во вторник, 18 июля, в семь утра: "Звонит брат убитого Дмитрия Балашова".

Не хотелось верить, какого еще убитого Балашова? Григорий Михайлович таким знакомым, чисто балашовским голосом рассказал все, что сам знал к этому времени. Дмитрий Михайлович сам частенько звонил мне в такое же раннее время, жалуясь на московские журналы, не желающие его печатать, на издательства, пиратски издающие его сочинения, делясь новыми идеями, переполняющими его. Как и все большие писатели, он был неудобным, чересчур неуправляемым. Недолюбливал литературных и прочих чиновников и потому не был обласкан никакими властями, ему поскупились даже на государственную премию. Он всегда всего добивался сам. Он был русским провинциалом в самом лучшем благородном смысле этого слова, провинциалом, недооцененным Москвой, которой он посвятил лучшие свои романы.

Все, теперь уже сам Дмитрий Балашов ушел в историю, теперь уже исследователи будут осмыслять его жизнь и его действия, его книги.

Так получилось, что последней его поездкой стала поездка в Петрозаводск, на юбилей журнала "Север", последней публикацией — его воспоминания о Гусарове, опубликованные в юбилейном шестом номере "Севера".

Мне кажется, мы не сразу поймем огромность нашей писательской потери. Это еще один незаживающий рубец на теле отечественной словесности. Один из немногих, кто определял главное русло русской литературы конца ХХ века. Певец из русского стана.

Он никогда не был среди "верхних людей" нашей литературы, не сидел в президиумах, не льнул к власти. Был в писательской гуще, "тусовке", как нынче говорят. Но почти все знали, там, где Дмитрий Балашов — там средоточие русских талантов, там настоящий центр. С его уходом как-то все сразу обмелело.