Газета Завтра 365 (48 2000)

Для выстраивания государства необходима, помимо централистского принципа, общенациональная казна, необходимы деньги, государственные монополии, необходим мобилизационный экономический проект, на который власть не способна. Она не решается на него, она не рискует даже заявлять о его возможности. Разноориентированные силы во власти сводят на нет какие-либо усилия. Различные проекты выглядят, как рисунки на песке: только появились — тут же их смывает волной. Отсюда противоречие власти, отсюда рваная политика, которая усматривается в деяниях Путина. Мне приходилось выдвигать и отстаивать немало предложений государственной практики. Почти все принималось с пониманием и тут же топилось в коридорах исполнительной власти.

Режиму по-прежнему непонятна не только нынешняя деформированная Россия. Непонятен ему и мир, в котором она присутствует. Та планетарная обстановка, которая стремительно изменяется с каждым днем, с каждым поворотом мировой истории. Загадка нового, надвинувшегося мира столь значительна, что она непонятна и американским, и японским футурологам. они сами немеют перед этой огромной тайной. Она проявляется повсюду угрозами и смерчами, неуправляемостью континентов и целых народов, крахом доктрин, таких, как однополюсность и “конец истории”. Эта новизна мира, повторяю, заставляет цепенеть устроенные и благополучные цивилизации, не говоря уж о сегодняшней разгромленной и униженной России.

Понимаю драму и трагичность нынешней власти. И это понимание, и наше к ней негативное, критическое отношение, постоянное жесткое оппонирование требуют от нас, патриотов, очень осторожного подхода к самой проблеме власти. Это политические игроки, вроде Березовского, могут позволить себе то возносить, то сокрушать. Вчера топтал закон, подсаживая во власть, сегодня разоблачает, показывая фигу из-за бугра. Мы со своих позиций не отступим, но и в истерические драки без оглядки бросаться не будем. Та сдержанность, которую, быть может, усматривают друзья и коллеги в наших подходах к нынешнему кремлевскому режиму, заключается в том, что, объявляя власти беспощадную, тотальную войну, мы рискуем опрокинуть остатки национальной стабильности. Рискуем ввергнуть Родину в невыносимую, непосильную гражданскую войну, усугубить и породить новую волну хаоса, под которым погибнут миллионы наших сограждан. Мы являемся частью общенациональной трагедии, осознаем это и чрезвычайно ответственно относимся к своей роли и поступкам.

ПОТРЕБНОСТЬ ПРОРЫВА

Мы постоянно находимся в поисках ответов на те грозные вопросы, которые ставят перед нами время, страна, мир в целом. Где искать эти ответы? Конечно же, мы ищем их в прошлом, в нашем великом, отечественном прошлом и в нашей недавней 70-летней советской истории. Мы их ищем в мировой практике и культуре.

Уходящее тысячелетие предлагает нам испытанные временем представления о державе, о святости народа, благоговении перед жизнью, о драгоценности и нерасторжимости наших огромных территорий и пространств, нашего царства, нашей уникальной цивилизации. Советский красный период, продолжая эти накопления, говорит нам о том, что человеческий разум, соединенный в общенародную волю, в состоянии вершить чудеса. одерживать победы в самых страшных, беспощадных войнах, в невиданные сроки создавать великую гуманистическую державу. Ориентировать человечество не на денежный мешок, не на инстинкт, не на животное свинство, а на космический порыв, на достижение высших результатов исторического и художественного творчества, на возможность создания нового, просветленного человека. Эти подходы, которые были вычеркнуты демократами из нашей национальной практики, мы отстаивали в течение всех этих 10 лет. Сохранили их, сберегли как высшее достижение истории, а не просто как некий банк-хранилище. Духовные ценности были нашим оружием в борьбе, в нашем сопротивлении, мы постоянно пускали их в ход.

Однако только накопительских, собирательных, охранительных усилий мало. Время властно требует духовного прорыва. Коммунисты начала века были новаторами, отважными экспериментаторами, авангардистами. Именно они в силу своего авангарда, исторического риска сумели выстроить свой ХХ век как век великой истории, возвышенного представления о человеке, о культуре и среде обитания. Как только в советском обществе стал ощущаться недостаток этого порыва, мы стали затухать. Наш локомотив, еще недавно мощный и стремительный, начал ржаветь и разваливаться.