Газета Завтра 376 (7 2001)

Попытка г-на Путина построить новую внешнюю политику на прежнем алгоритме явно обречена на провал. Нужно менять политику, нужно менять людей, которые вогнали ее в нынешнее плачевное состояние. Но косметическим ремонтом тут не отделаешься. Правящая в России с 1991 года прослойка так и не проявила способности сформулировать национальные интересы страны и государственной воли для их защиты. Серия крупнейших внешнеполитических провалов последних лет ставит вопрос о том, соответствует ли вообще нынешний социально-экономический строй интересам России?

[guestbook _new_gstb]

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random; z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 40 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

41

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Владимир Личутин ПЛЫВУЩИЙ ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ (Дружеские заметки)

ДОГОНЯЕТ МЕНЯ ВОЛОДЕНЬКА, в пяты подбивает, след в след, время истирает разницу лет и засылает нас в одну винтовочную обойму. Вот и Бондаренке нашему пятьдесят пять...

А все думалось: салажонок еще, молодяжка, молодо-зелено, потому один человек постоянно перед глазами, до шнапсу большой охотник, гулеван, мастер заложить за воротник, никогда не перепивая, и вкусно закусить, с пламенным заревом во всю щеку и словесным громом, закладывающим уши; но в памяти, когда особенно рюмку опрокинешь и рассолодишься, безо всякой на то причины вдруг вспомнится вовсе другой, тот еще, тонкошеий парнишонко, робко торчащий в предбаннике ВЛК, похожий на выпавшего из гнезда птенца, с еще по-юношески необтесанным лицом и пугливо-застенчивым взглядом из-за круглых очечков. Вернее всего, и не круглые были очки, может, и не рыжеватенький ждал мужичонко с чубом, торчащим из-под кожаной кепчонки. Но вылепился-то такой образ и никак не хочется его менять. Да и какая в общем-то разница? Но любовен-то мне Владимир именно с той поры, и облик тот не выцветает, стоит в глазах, будто фотография под стеклом. И так нравится напоминать Бондаренке о тех днях, глядеть, как недовольно куксится, морщится, и тут замечаешь, что уже поседател дружище, стал мешковато-грузным, косолапым, ступистым, а взгляд уже свысока и почти дерзок, а голос гарчавый, на высоких тонах, властный и не терпит возражений. Нет, другой нынче Володенька, да и кто из нас прежний. Укатали сивку крутые горки. И оттого, что утратилось прежнее, юношеское, изначальное, нравится особенно поддразнивать Бондаренку, ковырять сочащуюся язвочку гордыни, припоминать тот давнишний разговор, когда я научал начинающего критика, вправлял мозги, давал советы, де, обрети свой язык, не впрягайся в чужой хомут, не напяливай чужую личину, сыщи свою, пусть и путаную тропинешку, выкажи свой норов, заершись, и тогда вдруг явится на посмотрение любопытствующей публике новый писатель, которого поначалу отвергнут, а после, может быть, и полюбят.

Сказал-то я, может быть, и верно; да что стоят наши советы? язык не отсохнет, караман не оттянет да и горбину не придавит. А каково исполнить совет, братцы мои?

Вот, залюбил я говаривать за столом, хватив рюмку шнапсу, похвалиться, де Бондаренкин Володенька мой ученик. Владимир молчал, ухмыляясь, уронив взгляд в стол, гмыкал, жевал губами, но открыто не возражал. А молчание, братцы, знак согласия. И наверное, изрядно поднадоел я человеку, нажимая на мозоль, а она болела. И вот однажды читаю интервью, где мой друг Бондаренко уверяет, де у него никогда не было учителей. Ах ты, думаю, проказник, ах ты, сукин сын, так нагло отказаться от другана? Сколько лет водил за нос, а тут вдруг вымел меня за порог, как мусор, вместе с моей похвальбою. Ну, посмеялись мы, вспомнив интервью, а приняв чуток, развязали языки, растеплили сердце, и он, вороненок, подняв рюмку, вдруг впервые возгласил перед гулеванами: "Личутка — мой учитель!.." Подольстил, значит: а с чего бы?

Бондаренко лишь внешне податлив и этим сбивает с толку, предполагает учительский, резонерский тон в его адрес, этакую снисходительность и циканье. Ан нет, братцы, внутри у него железный шкворень, и коли задумал что человек, не сшибить его с предстоящего дела, сколько ни суетись...