Газета Завтра 38 (1035 2013)

В.И. Да, были такие публикации, сравнивались Массачусетский технологический институт (MIT), Гарвардский университет и наша РАН - цифры оказались сопоставимы. Была статья Эрика Михайловича Галимова, это директор Института геохимии и аналитической химии РАН имени В.И.Вернадского, где сравнивались уровни финансирования на одного ученого. У нас этот показатель в 5 раз ниже, чем в Европе, в 15 раз ниже, чем в Америке. Как после этого удивляться тому, что из нашей страны уехало почти 600 тысяч ученых? Сегодня русские фамилии встречаются везде, во всех солидных научных центрах. У нас провал в среднем возрасте. Остались старики, вроде меня, и молодежь, которая, как это ни удивительно, осознает важность занятия наукой. Студенты наши - в Институте работает созданный ещё Овчинниковым учебно-научный центр - отличные ребята, они хотят работать. Правда, подняв нам зарплату, Минобрнауки выставило требование "урезать число штатных единиц". Пришлось идти на сокращения. И очень грустно оттого, что зачастую нечего предложить талантливым ребятам, которые заканчивают у нас аспирантуру. Мы выкручиваемся как-то, на полставки их устраиваем. Тем не менее, процентов 30 в штате Института - уже молодое поколение. А среднее, наиболее амбициозное поколение - разбежалось. Из нашего института в 90-е годы уехало за границу примерно сто кандидатов и докторов наук, треть всего состава. Дочь моя живет и работает в Новом Орлеане, зовет к себе в гости

"ЗАВТРА". Возвращаясь к вопросу о научно-технологическом рывке, который сейчас происходит в США, Европе, Китае, - не создается ли впечатление, что мы провалимся окончательно, прекратим свое существование как научная держава?

В.И. Такая опасность, несомненно, есть. Мир развивается быстрее, чем мы. Мы встраиваемся, где можем, - но встраиваемся отдельными узкими участками. И это тревожная ситуация, поскольку прорывные, главные вещи будут совершаться не нами. Зарубежные ученые могут ставить амбициозные задачи и получать на них деньги. В пределах нашей системы такие задачи ставить нельзя - сформулировать их мы готовы, но надо понимать, что в таких условиях требуется очень серьёзная поддержка.

"ЗАВТРА". Наподобие той, которую получил в начале 70-х годов от советского руководства Юрий Анатольевич Овчинников и которой полностью лишена современная российская наука?

В.И. Да, с моей точки зрения, все организационные шаги - вторичны, главное - оптимальное финансирование. Мы не требуем от государства таких денег, которые получает наука в Америке, в Европе или в Китае. Но мы категорически не согласны с той ситуацией, которая имеет место сейчас. Исходя из реальных объёмов финансирования, мы не можем планировать и осуществлять какие-то крупные, прорывные проекты. Мы встраиваемся в чужие проекты, каждый получает свой грант и жует его в одиночку. Но это только способ добычи денег, чтобы поддержать направление своей лаборатории. Это не есть формулирование самостоятельного научного лица. Как институт мы даже не можем на ученом совете выбрать приоритетные направления исследований. По тем направлениям, по которым у нас есть возможность работать, мы абсолютно адекватно вписываемся в мировой процесс и даже его опережаем. Но если брать целый фронт - мы присутствуем на нём только отдельными точками. Сегодня в области биологических наук нет ни одного направления, где мы являлись бы мировыми лидерами, и не будет, пока размер финансирования всей Академии наук сопоставим с финансированием одного американского университета.

"ЗАВТРА". То есть наше государство не формулирует стратегические приоритеты по отраслям знания, а фактически сдаёт отечественную науку в аренду или концессию иностранным корпорациям?

В.И. Можно сказать и так. Вернее, оно создаёт все условия именно для такого развития событий.

"ЗАВТРА". Как, по-вашему, может повлиять на ситуацию реформа РАН?