Газета Завтра 380 (11 2001)

Тогда Касымджон-Стебель в последний раз пришел к дувалу — а он был от любовной лихорадки-болезни чахл и худ и всякий ветр его уже шатал — и тут стреловидная Уффля-Бойчочак змеекоза неприступных скал с ведром кудрявых вод от реки весенней пошла

И тут нежданно неоглядно дико как землетрясенье двигнулся пошел пошел пошел ветр алых скорослепых вишен от бушующих проснувшихся ущелий — и на глазах Уффли и Касымджона сад вишен белых нежных стал враз атласно ал ал ал, но ветр безумный не переставал не уставал и он согнал погнал гнал гнул Уффлю и Касымджона и опрокидывал ронял их в несметную восставшую траву траву траву и он Касымджона на Уффлю поставил подъял и держал томил и помогал и платья и рубахи и изоры и джурабы ичиги и кауши сапог сметал и путал и уносил и обнажал их первотела безвинные в последний раз.

Тогда Касымджон прошептал:

— Возлюбленная моя Уффля-Бойчочак все вишни твоего сада враз стали алы и две сокровенные тайные вишни черешни твоих сосков девьих враз стали явны наги алы и ал наг открылся стал твоих спелых сахарных ленных ног тюльпан ног мак

О сладок алый алых вишен набежавших обнаженный божий урожай

О расплескался разметался в ветре алых вишен хрупкий скоротечный алый твой святой елейный лестный как халва сладчайшая всей Бухары и Самарканда алый мак тюльпан

Отец Уффли-Бойчочак Курбан-Султан-Ильчя видел но молчал, ибо он тоже в ветре алых скороспелых вишен был зачат.

Как и все жители блаженного святого кишлака Бартанг-Баррак.

Уффля! Уффля! уллья! уффья!..

Ветер ал!

В ОСЕННЕМ НАГОРНОМ ЗАБРОШЕННОМ САДУ МОЕЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ ЛЕЙЛИ

Пурпурные поздние мясистые волокнистые истошно сахарные обвялые пыльные пыльные ягоды заброшенной приречной алычи

Лилово дымчатые позабытые низкорослые сливы текуны

Лилейно белые дымчатые лядвеи Лейли

Когда она в забытых камышах лежит оставив гранатовое кулябское платье у засохшей к зиме реки Варзоб-дарьи

А мой зебб коралловый медоточит дымит пылит в нефритовых малиновых младых устах губах Лейли

И тут в заброшенном притихшем перед ледяной первометелью осеннем ветхостном пыльном саду одни млады лядвеи жемчужные нагие и малиновые текучие зыбучие губи Лейли

В осеннем переспелом саду одни млады малины живорубиновые живомалахитовые губы возлюбленной моей нагой златотелой в златокамышах Лейли Лейли Лейли

А мой зебб текун коралловый в малиновых устах забывчиво отуманенно одурманенно живым божиим жемчугом дымит сладимым зряшным бездыханным неурожайным семенем сорит

Ай Аллах из живых из встречных жемчугов человеков лепил лепит творит

А мой зебб в ее устах бежит

А тогда зачем неслыханно лилейно волнистые холмистые ягодицы и лакомые росистые лядвеи и алордяно лоно детоносное деторождящее детотаящее Лейли

А тогда зачем бутон гранатовая вечноюная вечносладимая завязь свята рана тонет одиноко в лядвеях Лейли

И

И словно млад извилист верблюд меж двух атласных шелковых курящихся барханов заблудившись бродит

Так мой зебб слеп меж лаковых грудей и райских яро спелых ягодиц Лейли бредет и не находит...

ВИНОГРАДНАЯ ЯГОДА

— Дервиш возлюбил ли ты вино во дни юности или во дни старости своей? Возлюбил ли ты сладостных винных спелых дев во дни юности или старости своей?

Дервиш улыбнулся и сказал:

— Во дни детства моего в кишлаке Чептура я давил сафьянный самотечный виноград "козьи соски" в виноградном чадном туманном чане чане чане

Я давил "козьи сосцы" босыми вымытыми в арычной хрустальной воде хмельными отроческими ногами

Я давил "козьи сосцы" дурманные а сам глядел на полуразвалившийся дувал где жила зрела юная змеиная рысья Саврия-Кишмиш белоликая мраморнотелая татарка

Я давил сафьянные "козьи сосцы" виноградные, а миндальные персиковые роящиеся как златые медовые осы бездонные талые соски Саврии-Кишмиш были для меня дурманной тайной за павлиньим бухарским ненавистным платьем... как за лепечущим волнистым пылко яростно облегающим набегающие сквозистым дувалом дувалом дувалом

Саврия-Кишмиш! Саврия — татарка лакомая! я всякую ночь стою под твоим полуразрушенным дувалом упершись безумным непокорным ослиным зеббом в ночной гиблый шаткий дряхлый дувал твой и не даю пасть рухнуть твоему бедному нищенскому дряхлому дувалу...

Но я давлю в виноградном чане сафьянные виноградные "козьи сосцы" и течет младо зелено пенно вино и тут одна ярая крепкая ягода виноградина застревает меж ножных перстов пальцев моих и щекочет дурманит ногу мою и тогда я начинаю хохотать хохотать визжать пьянеть дуреть хмелеть от щекотливой блудливой этой ягоды

И закрываю блудные дурные глаза от счастья и забываю татарку и хохочу хохочу хохочу рыдаю дрожу захожусь рвусь плачу плачу блаженный плачу витаю!

Саврия-Кишмиш! Саврия беломраморная татарка с медовыми сосцами! ягода застрявшая в ножнах перстах моих дрожащих! я люблю тебя! и сок сафьянный винный безумный бушует в ногах моих кричащих визжащих...

О Аллах! ни одна дева ни одна жена не сравнится с той виноградиной ягодой!..