Тех, кто клятву свою на коране забыл —
Покараем жестоко.
Благородные шейхи — вперед на врага!
Поднимайте полки половодьем в уэде.
И ведите, не дрогнет пусть ваша рука,
Их — к победе.
И пускай в полный рост полыхает джихад,
Рысью конных атак, пушек выстрелов гулким.
Мы устроим французам в стране нашей ад.
Здесь война им не будет прогулкой.
Тот, кто честен душой, тот, кто сердцем — не трус,
На джихад поднимайтесь за нами.
На ветру полыхает мой алый бурнус,
Словно знамя.
Александр СИДОРОВ
« марабут — глава религиозно-рыцарского ордена у племен Северной Африки.
« махзен — племя в Алжире, полностью и безоговорочно перешедшее на сторону завоевателей.
Автор — наш читатель из города Барнаула, изучает историю и культуру арабского мира не только в теории, но и на практике. А “второе дно” его поэзии хорошо просматривается не только благодаря прозрачному посвящению, но и всему образному строю стихотворения. У нас в России — свои оккупанты, свои предатели, свои знамена. Спасибо, Александр!
"; y+="
44 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--Напишите нам
5[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Виктор Верстаков РУССКАЯ НОЧЬ
Empty data received from address [].
Сергей Щербаков ХОЗЯИН ЯМКИ (Глава из повести)
Сердечно поздравляем прекрасного русского прозаика Сергея ЩЕРБАКОВА, нашего доброго друга и автора, с 50-летием со дня рождения и желаем новых радостей и удач в жизни и творчестве.
Редакция “ЗАВТРА”
ВСТАВАЛО СОЛНЦЕ,
и золотая оса на окне просыпалась, начинала кружить по стеклу и напевать одну и ту же песенку: дз-зынь, дз-зынь, дз-зынь... Никита пытался под одеялом продлить сонные грезы, но звон становился громче и требовательнее, будто оса знала, что в конце концов он не выдержит, вспомнит, как давным-давно, в розовом детстве любимая бабушка Василиса бережно прихватывала полотенцем колотящуюся о стекло "любую пчелу" и, ласково приговаривая: "Мы тебя обижать не будем, мы тебя выпустим", выносила ее на высокое крыльцо и долго глядела, как Божья тварь растворяется в яблоневом воздухе.Никита вспоминал, бодро вскакивал с кровати, прихватывал полотенцем вестницу утра и, распахнув наружные двери дома, сразу останавливался, окончательно разбуженный утренним птичьим многоголосьем, какого не бывает, наверное, и в тропическом лесу. Казалось, что даже воронам смазали горло маслом... Наконец, заревая прохлада пробирала до пупырышек на коже, и он, как ребенок, бежал в теплую постель, но спать уже не хотелось, было жалко просыпать такую красоту. Так думалось, чувствовалось каждой клеточкой и вдруг сладко-сладко засыпалось. А когда Никита открывал глаза, то в доме и во дворе было тихо-претихо, только Дружок потягивался и зевал с громким аканьем и, радостно виляя хвостом, подходил и, лизнув в нос, подставлял для поглаживания черный атласный бок. Никита шутливо отталкивал его: "Песька, все язычком блямкаешь. Только любимые песики так громко язычком блямкают, а нелюбимые ведут себя тише воды, ниже травы".