Трудно объяснить это значительное расхождение, тем более что цифры в источниках вообще сходятся плохо: так, везде говорится о 37 дивизиях сателлитов, однако формальный подсчет по тем же источникам дает 40 дивизий, полагая две бригады за дивизию (12 пехотных, 4 кавалерийских, 1 танковая румынская дивизии и 3 горно-пехотные и 2 крепостные румынские бригады; 2 словацкие пехотные дивизии и моторизованная бригада; 18 финских пехотных дивизий). В течение июля-августа добавилось 3 итальянские пехотные дивизии, 2 венгерские моторизованные и одна кавалерийская бригада, что дает 44,5 дивизии союзников.
...Еще больше проблем возникает с определением сил Советского Союза. Официальные советские источники дают 170 дивизий и 2 бригады в западных округах (общее количество дивизий оценивается в 303, из них 81 в стадии формирования), при этом указывается, что дивизии не были укомплектованы до штатной численности. Но процент укомплектованности для большинства соединений остается неясным (в мехкорпусах она составляла в среднем 75 % при том, что штаты советских танковых и мотострелковых дивизий были на четверть меньше соответствующих немецких), да и понятие "штатной численности" в РККА в те годы было весьма расплывчатым (существовали два варианта полных штатов дивизии и три варианта ее численности на разных этапах развертывания).
Скорее всего, мы не ошибемся, определив количество дивизий первой волны в 150 у Германии и ее союзников и 170 — у Советского Союза в западных округах. С учетом того, что реальная численность советской стрелковой дивизии составляла от 35 до 75 % численности немецкой дивизии, можно констатировать, что превосходство в живой силе было на стороне Германии и ее союзников.
Советский Союз, однако, обладал значительным преимуществом в технике. В девяти механизированных корпусах, сосредоточенных на западной границе, по штату должно было насчитываться 9279 танков. В реальности эти корпуса по штату укомплектованы не были. С другой стороны, немалое количество танков не входило в состав мехкорпусов и было разбросано по дивизиям.
Точное число боеспособных танков в западных округах до сих пор вызывает много споров. Априорные оценки по производству дают верхний предел 18000 танков старого типа и около 2000 новых (опубликованные в последние годы официальные цифры колеблются в пределах от 22,6 до 25 тысяч. При этом следует учесть, что с 1920 года в Советском Союзе было выпущено около 30 тысяч танков, часть из которых была уже потеряна в различных войнах и конфликтах (начиная с КВЖД), а часть — продана за границу.). Апостериорные оценки числа уничтоженных и захваченных русских танков (по дневникам Ф. Гальдера) дают цифру 9400 танков. Нижний предел, насколько можно судить, — 7000 танков, из них около 1861 новых (на 1 июня 1941 года).
...До сих пор нет прямого ответа на вопрос, что удерживало военное и политическое руководство СССР от очевидного, в условиях нарастающей напряженности, шага — приведения войск в боевую готовность и выдвижения их из казарм и лагерей. В действительности, не выдерживают никакой критики обе альтернативные версии.
В рамках классического подхода к истории утверждается, что И. В. Сталин прилагал всемерные усилия к оттягиванию войны и стремился "не давать немцам повода для провокаций". Эта модель, однако, не учитывает простого обстоятельства: после августа 1914 года ответственные политики всех крупных государств отчетливо знали, что мобилизация — это не повод к войне. Мобилизация — это сама война, а стратегическое развертывание — первая фаза кампании.
Ревизионистский подход, предложенный В. Суворовым, ставит во главу угла предположение о подготовке Советским Союзом гигантской захватнической войны, первым актом которой должен был стать разгром вермахта. В рамках этой версии считается, что И. В. Сталин пытался "усыпить бдительность противника", дабы Красная Армия окончательно изготовилась к наступлению, намеченному на 6 июля 1941 года.
Оставляя за скобками тот факт, что РККА по причинам, обозначенным выше, не была бы готова к серьезному наступлению ни 6 июля, ни даже 6 декабря 1941 года, заметим, что версия Суворова страдает тем же недостатком, что и общепринятая. Немецкое руководство могло спокойно смотреть на мобилизационные мероприятия Красной Армии до тех пор, пока вермахт опережал РККА в подготовке к наступлению хотя бы на две недели. В противном случае следовала немедленная война.
После первой мировой войны эти соображения были известны сторонам не хуже таблицы умножения.
Может быть, ближе всего к истине версия, объясняющая поведение Сталина сугубо психологическими факторами. Война между Германией и СССР была невыгодна обеим сторонам. В ее провоцировании были заинтересованы правящие круги Великобритании и, может быть, США. В ее предотвращении — руководство Италии и Японии. Имея подобный политический баланс, Сталин уверил себя в том, что Гитлер не решится втянуть свою страну в бесперспективную войну на два фронта, и слишком долго находился в плену этой иллюзии.