Газета Завтра 400 (31 2001)

"Заразившись" у Л. Н. Гумилева интересом к евразийству, С. Лавров дотошно, как всякий ученый, стал изучать эту важнейшую геополитическую концепцию для России. Как завещание прозвучали для Сергея Борисовича слова Гумилева, произнесенные незадолго до его смерти — в 1992 году: "Скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только через евразийство".

Сущность евразийства наиболее точно отражена князем Н. Трубецким в следующей формуле:

"Национальным субстратом того государства, которое называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемое как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом. Эту нацию мы называем — евразийской, ее территорию — Евразией, ее национализм — евразийским".

Лавров глубоко переживал трагедию, что произошла с нашей страной во время горбачевской перестройки, развал СССР и последующую либерально-буржуазную реставрацию. Как человек глубокого аналитического ума и колоссальной эрудиции, он понимал, что, несмотря на все недостатки Советской власти, промежуток отечественной истории между 1917-1990 годами был периодом наибольшего расцвета русского государства. Советский Союз был великой империей, самодостаточным евразийским государством, способным защитить и обеспечить права каждого своего гражданина.

Сергей Борисович гораздо острее многих из нас переживал происходящее, так как знал многое из того, что было недоступно пониманию зомбированного большинства. После Беловежского сговора он начинает активно публиковать публицистические статьи, в которых полемизирует с ельцинским режимом.

Как ученый геополитик, как учений евразиец — С. Лавров не просто отрицал весь этот "беспредел", который почему-то называется в нашей стране реформами, он прекрасно понимал всю пагубность происходящего для России как национального государства. И он протестовал как гражданин, как ученый, как русский человек. Каждая его статья, каждое предложение, каждое слово выражали этот протест. Он всегда придерживался принципа — ради науки говорить правду. И он говорил правду, и не только ради науки, но и ради всех нас, ради наших детей и внуков, ради нашей Родины.

[guestbook _new_gstb]

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random; z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 30 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

31

zavtra@zavtra.ru 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Сергей Лавров УРОКИ ЛЬВА ГУМИЛЕВА

“Сейчас модно славословить новое мышление. Особенно усердствуют те, кто ни по-старому, ни по-каковски думать не умел.”

Л. Гумилев

Лев Николаевич Гумилев (далее Л. Н. — ред. ) умирал вместе со страной. В 1990-м был инсульт, он сильно сдал, плохо работала рука, а надо было править гранки книг, шедших в печать. Ученики помогали, но надо было включаться и самому, он напрягался и работал.

Да, формально Л.Н. был вне политики и много раз объявлял об этом: "Я не политик"; "Не считаю возможным заниматься политикой"; "Не знаю, что тут делать" и т. д. и т. п. Зато он говорил (и неоднократно), что "знает, чего делать не надо". Не только знал, но и пытался объяснить, пока был здоров. Об этом свидетельствует настоящий "взрыв" его интервью и "самоинтервью", а также диалогов с вымышленными оппонентами в 1988-1991 гг. Такого обилия их не было за все предыдущие годы.

Об этом же говорит и его трагикомичный "выход" в МИД СССР. Сам он вспоминал с юмором: "Я как-то читал лекции в МИДе, но кончились они бедой. Я объяснял им, какие у нас могут быть отношения с Западной Европой и ее заокеанским продолжением — Америкой. То, что Америка — это продолжение Европы, они усвоить не могли и считали, что она кончается на берегу Атлантического океана. И еще я им говорил об отношениях с народами нашей страны. Поскольку я занимаюсь историей тюрков и монголов, я знаю этот предмет очень хорошо, и поэтому посоветовал быть с ними деликатными и любезными и ни в коем случае не вызывать у них озлобления. Они сказали: "Это нам не важно — куда они денутся!" "И вообще, — сказали они, — мы хотим, чтобы вы читали нам не так, как вы объясняли, а наоборот". Я ответил, что этот номер не пройдет. Они сказали: "Тогда расстанемся", подарили мне 73 рубля и пачку чая. Большую пачку".