Читаем Газета Завтра 409 (40 2001) полностью

На русских и нерусских — новых русских.



Я эту новь, убейте, не приму


И свет былого не предам забвенью.


Не потому, что так тянусь к нему,


А потому, что в эту новь не верю.



Насмотримся в кривые зеркала


И взмолимся! И ляжет путь к прозренью.


Проходит все. Пройдет и эта мгла,


Что овладела Родиной моею.



И станет ноша тяжкая легка,


И озарятся ясным светом дали.


Все это будет, будет. А пока


Во мгле живем и в страхе, и в печали.



Вперед дороги нет и нет назад,


И в нищете тупик, и в новом барстве.


Во всем разлад. Немыслимый разлад


В душе и в голове, и в государстве.



В ТОМ ОКТЯБРЕ


Сергею Лыкошину



Прошли года. А я опять об этом


Задумаюсь... И вижу, как сейчас:


За ними — Кремль. За нами — Дом Советов


И телецентр ощерился на нас.



И был огонь, внезапно нас накрывший.


Вы помните, как вздрогнула земля?


И снайперы то с той, то с этой крыши


Стреляли в нас от имени Кремля.



В глазах их — кровь. В крови по локти руки.


Они теснят нас огненным кольцом.


Вон батюшка со Спасом на хоругви


Уже упал, подкошенный свинцом.



Какая злоба в огненном накате,


Они спешат, сминают нас, крушат.


Уже в нелепых позах на асфальте


Убитые товарищи лежат.



Мы стонем не от боли — от бессилья.


Ведь верилось, что глядючи на нас,


Народом всем поднимется Россия.


Ошиблись мы. Она не поднялась...



Потом казалось — пули отсвистели


И мы устало дух перевели.


Не обольщайтесь — мы не уцелели


В том октябре. Мы все там полегли.



* * *



Я трогаю черную ленту,


Вплетенную в скромный венок.


Была баба Катя — и нету,


И только земли бугорок.



Умолкли скорбящие звуки,


Свершился печальный обряд.


Вполголоса дети и внуки


Уже меж собой говорят.



У холмиков вьется тропинка


И так по ней трудно идти...


Как будто у жизни заминка


На вечно бегущем пути.



УНЫНИЕ



По зиме ли, по весне


Сердце стало биться,


Как в тумане-полусне,


И не слушается мне,


И не говорится.



Свет в глазах, как полусвет,


Дышится уныло.


В мире радостей и бед


Никаких порывов нет,


А ведь сколько было!



Что за тягостный недуг,


Что он предвещает?


Нет ни радостей, ни мук,


И друзей застольный круг,


Нет, не воскрешает.


Полуболь и полугрусть


С песней полуспетой.


Не горю и не стремлюсь,


И не к ясности тянусь,


А за сигаретой.



Нет ни пыла, ни огня,


Ни огня, ни пыла.


Что за мрак средь бела дня?


Неужели жизнь меня —


Раз — и разлюбила?



В ПЕРЕДЕЛКИНЕ



В речке Сетуньке ни карасика,


А посмотришь — душевный вид.


Поле, рощица, дачка классика


В три окошка сюда глядит.



Переделкино. Самый краешек.


А эпохи ветра туги.


Брошу в тихую заводь камешек, —


И пошли, и пошли круги.



Поминаете? Представляете,


Как пошли они к берегам,


А потом, а потом по памяти


Да по нынешним смутным дням.



По кладбищам пошли, по пасекам,


По московской ночной пальбе.


И, конечно, по даче классика


И по строчкам, и по судьбе.



Как читали его! Как ахали!


Как ломились на вечера!


Пели песни его и плакали...


Это было почти вчера.


А теперь все вокруг спокойненько.


Что напишет — лежит вчерне.


Ни издателей, ни поклонников,


Все осталось в былой стране.



Он из этой беды не вырвется,


Он минувшему смотрит вслед.


И в окне вечерами видится


Тусклый, сгорбленный силуэт.



* * *



Жизнь бушует, кипит, колобродит,


Только сутью по кругу идет.


И извечно мужчина уходит,


А любимая женщина ждет.



И чем мужества больше в мужчине,


Тем и ближе прощания срок,


Тем и легче возникнуть причине,


Что уводит его за порог.



Мир огромен, неясен, непрочен,


И судьбою уже решено:


Только женщине, любящей очень,


С этой болью смириться дано.



Шар земной словно вздрогнул и замер,


И дорога уже началась,


И большими, как небо, глазами


Наши милые смотрят на нас.



И глядишь в эти ясные очи,


И как будто теряешься в них.


Только очень любимые, очень,


Объяснений не ждут никаких.


[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Геннадий Ступин МЕЖДУ ВРЕМЕНАМИ (Из цикла “Последние сонеты”)


МАРТ 2001 ГОДА



В этом голом сером мире


Меж зимою и весной


Дикий ветер ледяной


На стальной рыдает лире.



И в разорванном эфире


Над простертою страной


Свет сияет неземной


Все бездоннее и шире.



И зияющей цифири,


Пустоты межвременной


Веет в воздухе делирий...



Мреет в свете мир иной


На всесветном русском пире


Между миром и войной.



* * *



Между временами


Время не идет —


Пустота корнями


Человека рвет.



Памятью и снами


Дух еще живет —


Плоть уже тенями


По миру несет.



Век или мгновенье


Длится явь ли сон


До иль после лет...



Смерть иль воскресенье:


Между всех времен —


Вечный черный свет.



* * *



То ли в дыму, то ли в тумане


Луна, красна, воспалена,


Напоминает о Мамае...


И, нами тайны лишена,


Уж не колдует и не манит,


А чем-то нам грозит она...



И призрачная тишина


Все тягостней в своем обмане,


В крови звенит, напряжена,


Сжимает будто бы в облаве...


И оглушает вдруг она


Ударом сердца, как в обвале...



Судьба для нас ясна едва ли,


Но ясно, что — предрешена.



* * *



...И снегирь живой сидел


Между голыми ветвями


Перед самыми глазами,


И как в детстве я глядел...



Алой грудкою горел


Между серыми домами


И седыми небесами


И землей, где снег белел...



Но порхнул и улетел,


И опять, хоть плачь слезами,


Мир потух и опустел...



Птичка Божия, пострел,


Прилетай хоть временами,


Навещай, не брезгай нами...



* * *



Червонным золотом облил закат


Пустынную окраину и рощу,


Перейти на страницу:

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное