Газета Завтра 41 (1090 2014)

Провозглашение в Пекине 1 октября 1949 года Китайской Народной Республики стало событием всемирно-исторического значения по целому ряду причин. Прежде всего - потому, что благодаря этому политическому акту китайская цивилизация вновь полноправно вернулась на историческую арену, преодолев почти двухвековой период поражений и упадка. Кроме того, она вернулась в политической форме не "великоханьского национализма", которая утверждалась Гоминьданом и копировала национальные буржуазные революции в Европе XVII-XIX веков, а в середине ХХ столетия выглядела уже явным анахронизмом - особенно для гигантского Китая. На деле это приводило к разделу страны на небольшие территории, контролируемые различными милитаристскими группировками крупной буржуазии и землевладельцев. Нет, Китай возвращался в большую историю и большую политику под красным знаменем социализма - пусть и с "китайской спецификой", но на основе общесоциалистических принципов социальной справедливости и социального прогресса. Огромную роль в этом сыграл, конечно, Советский Союз, после победы над фашистской Германией нанесший в августе 1945 года сокрушительный удар по Японии. В результате Квантунская армия капитулировала, а китайские коммунисты получили не только её вооружение, но и поддержку со стороны советских военных специалистов. За четыре года боёв Народно-освободительной армии Китая против вооруженных сил Гоминьдана практически вся страна оказалась не формально, а реально объединена в рамках одного государства, получившего название Китайская Народная Республика.

Путь КНР к международному признанию был долгим и нелёгким. Только в 1971 году пекинское правительство заняло место Китая в ООН и в его Совете Безопасности (до того "законным" представителем Китая во всех международных организациях считалось правительство Тайваня).

В 1982 году в стране начались социально-экономические реформы, последовательное осуществление которых сделало Китай новой "мастерской мира", главным производителем товаров и услуг (нефинансового характера) в глобальной экономике. Среднегодовые темпы экономического роста за последнюю треть века, согласно денежному показателю ВВП, составляли свыше 9%, а по показателям реального производства - свыше 10%.

В праволиберальных кругах современного российского общества весьма распространена - можно даже сказать, господствует - и, во всяком случае, активно транслируется скептически-негативная оценка "китайского пути", которая не просто проводит аналогии китайской модернизации со "сталинским рывком" 30-х годов, но и ставит между ними фактический знак равенства: мол, и в том, и в другом случае модернизация шла "с низкого старта", а потому имеет встроенные "пределы роста", и, следовательно, КНР в самое ближайшее время должна столкнуться с теми же проблемами, с которыми Советский Союз столкнулся в 80-е годы - разумеется, с необходимой поправкой на особенности места и времени. Уже в конце 90-х годов, сразу же после российского дефолта, эту, без сомнения, концептуальную и политически значимую идею впервые и очень жёстко озвучил известный праволиберальный экономист, профессор Высшей школы экономики Владимир Мау. Однако, поскольку Китай на протяжении последнего десятилетия продолжал демонстрировать весьма впечатляющие темпы социально-экономического развития, в одной из последних, уже менее радикальных, вариаций на тему "китайского пути" Мау делает весьма характерные оговорки: "Социально-экономическая структура китайского общества близка к советской, однако не 80-х годов, а периода нэпа. Соотношение городского и сельского населения, структура ВНП и занятости, уровень грамотности, система социального обеспечения населения и, соответственно, корреспондирующие со всем этим среднедушевой ВНП и бюджетная нагрузка на экономику (доля бюджета в ВНП) в СССР 1920-х-1930-х годов и в КНР 1980-х-1990-х годов в значительной мере совпадают. Не вдаваясь здесь в более подробное рассмотрение этого вопроса, отметим лишь, что китайская трансформация является свидетельством в пользу принципиальной возможности "мягкой" индустриализации нэповской России В лучшем случае китайский опыт служит лишь подтверждением возможности экономической программы развития нэпа Н. Бухарина в его полемике с И. Сталиным На протяжении последующих десятилетий вопрос о жизнеспособности бухаринской модели, о ее совместимости с коммунистическим тоталитаризмом являлся предметом теоретических дискуссий. Китай продемонстрировал, что эта модель является реальной, практической альтернативой. Правда, здесь следует особо оговориться, что речь идет о принципиальной экономической возможности такого развития, но не о его политической реализуемости в конкретных советских условиях 1920-х-1930-х годов".