Газета Завтра 415 (46 2001)

В.Р. Жизнь каждого человека настолько отдельна и разнообразна, и порой непонятна даже для него самого. Как я стал драматургом, это одному Богу известно. Я об этом и не помышлял. Написал первую пьесу с голодухи и под суровые обязательства. Если бы я ее вовремя не написал, меня, может быть, посадили бы в каталажку. Я сам же подписал договор на написание и получил под него гонорар, деньги-то все проел, а пьесы нет… Я вернулся с фронта после ранения, после всех госпиталей, где лежал и в смертной палате одно время. Уже актером в театре я играть не мог, но было много еще фронтовых бригад и в Москве, и в Костроме, где я жил. С одной костромской фронтовой бригадой ездил и я по госпиталям, по режимным предприятиям, в том числе и по лагерям. Стихи читали, сценки разыгрывали. И как-то под Рыбинском мы выступали перед заключенными. После выступления из рядов заключенных в простой телогрейке с номером выходит дама. Иначе ее и назвать нельзя, несмотря на весь казенный вид. И говорит повелительным начальственным голосом: товарищи артисты, кто у вас режиссер? Кто написал эти сцены? Выхожу, говорю, что я. Дама представляется: "Я -— Наталья Сац". Вспоминаю сразу всю историю с ее исчезновением из театра, покрытую завесой тайны. Она была репрессирована, как говорили тогда, по мужу. Ничуть не сомневаясь, Наталья Ильинична сказала: "Значит так, я выхожу в 1945 году. Мне дают театр в Алма-Ате, приглашаю вас на первую постановку своего спектакля…" Закончилась война. Жили мы очень голодно. Никакой постоянной работы. И вдруг приходит на гербовой бумаге правительства Казахстана письмо: Русский театр для детей открыт, согласно нашей договоренности приглашаю вас на постановку спектакля. Еду в Алма-Ату, Наталья Ильинична уже уверенно ходит вокруг первого секретаря обкома, и тот беспрекословно дает театру все необходимое. Я ставлю "Снежную королеву". Там же Наталья Сац мне напомнила, что я еще и пьесу обещал написать. По рукам. Договор подписываем, сразу же под пьесу гонорар. Возвращаюсь домой. Через год приходит бумага: если Вы, товарищ Розов, не вернете деньги или не пришлете пьесу, то мы передаем дело в уголовный суд. Денег для возврата, естественно, не было. За месяц написал пьесу "Ее друзья". Так я под обаянием Натальи Ильиничны Сац и под страхом уголовного суда стал драматургом. А какие еще события были самыми важными? Их так много. В самом последнем итоге оказалось, по-моему, самым важным событием ХХ века, века сталинского, не то, что две башни в Америке рухнули, а то, что у нас в России рухнули все башни… Не просто Останкинская башня, это скорее символ, а все башни, на чем держались и государство, и общество, и народ. Мы прекрасно с Вами знаем, что все ценности переменились. Все то, что считалось порочным, сегодня стало признанным, легализованным. Например, отношение к деньгам. Если раньше иметь много денег казалось стыдно, откуда ты их возьмешь? А теперь чем больше у тебя денег, тем больше к тебе уважения, хотя знают, что деньги краденые… Ой, он наворовал столько, что стал очень почтенный человек… Вот в этом смысле в России рухнули все башни.

В.Б. И что же нам делать в этом новом обществе? Плакаться? Вспоминать прошлое? Или стараться изменить направленность событий? Стараться повлиять на атмосферу общества? Строить новые башни?

В.Р. Все дело в человеке. В воспитании человека. На меня, например, эти рухнувшие башни никак не повлияли, все свои взгляды менять не собираюсь. Я не стал ни богаче, ни беднее. Как я получал авторский гонорар за спектакли, так и получаю. И не лезу ни в какие махинации. И не выпрашиваю ни у кого ничего. За труд свой получаю, а чужих денег чураюсь. Идти на какие-то уступки разного характера, или материальные, или идеологические, не собираюсь. Еще в мою первую пьесу чиновники пытались вставить имя Сталина, я наотрез отказался. Меня долго уговаривали довольно большие люди, я не поддался. Прошло время, и те же самые люди звонят и требуют: если в пьесах есть слово Сталин, вычеркните. Я говорю: у меня нет нигде. Не верят: этого не может быть, перечитайте свои пьесы и обязательно вычеркните. А я-то знаю, что осознанно никогда не вставлял это имя. Так никогда в жизни никто меня не мог заставить сделать то, что я не желал. Что же мне, под конец жизни менять свои принципы? И ради золотого тельца тоже не буду никому угождать.