Газета Завтра 427 (4 2002)

И чтобы Царствие Небесное не ушло от нас навек?..

А молитвы — это песни к Богу а если не будет песен этих — Бог покинет землю

Где никто не говорит с Ним и Он от одиночества уйдет на бескрайние ледяные стези Вселенной

Где нет дыханья человечьего и иного... Да!

Как досрочно уходит в могильн

ое одиночество отец которого уже при жизни забыли дети чада его... Ойхххо!..

Уже и мальчик спал спал спал бездонно

Айхххха!..

…Но тут вновь задымилась взялась ожила Книга Заклятий!

И тускло чадно загробно адово запахло потянуло духом паленой древлей бараньей шкуры кожи

И Мухаммед Кандиль открыл тяжкие неповоротливые глаза и ослепительно увидел что в ночных небесах уже опять встали и текли метеоритные реки моря

И полыхали мириадами падучих хвостатых звезд

И страшные Письмена в Книге Заклятий опять зароились загорелись!..

Горели небеса!

И от них горела Книга обугливаясь сворачиваясь!

Горели Письмена!

Горели Заклятья Огнепоклонников!

И от падающих звезд метеоров и от горящей Книги было уже не тепло а обжигающе а иссушающе жарко...

И Мухаммед Кандиль стал задыхаться от этого кишащего несметного жара близких небес и близкого чада горящей Книги Заклятий Огнепоклонников Звездопоклонников

Но! Но! Но!

Он не знал — во сне ли он увидел явно ясно? иль въявь с горы Чарох необозримо осыпанной мириадами звезд и метеоров он увидел далекую незнакомую чужую что ли землю… какой-то богатый нетронутый дом... травяную луговую нежную изумруд-лужайку и серебряную гладь, стекло ночного смарагд-бассейна и в бархате ночной воды скользили плескались струились гладкие желанные нетронутые женщины и дети и девочка похожая на убитую Кумуш-Кобру-Алычу и печальный похожий на задумчивого белоголового памирского сипа сидел облитый сединой человек опустив голые ногн в плоть воды текучую.

И почудилось Мухаммеду Кандилю что это его нетронутый отец сидит у воды а в воде плещутся его убитые братья и сестры.

И тут мальчик вспомнил древнюю мудрость: "Убивающий убивает прежде всего самого себя…"

Там царил был плыл богатый нетронутый беспечный мир… мир мир… Мир-убийца...

Но человек тревожно глядел в ночные небеса где разыгрались неслыханные метеоритные ливни

И среди полыхающих потоков плыл огромный ликующе серебряный военный брюхатый самолет

И Мухаммед Кандиль увидел как белоголовый Сип бесшумно вскочил на ноги и ноги у него были кривые бедные жалкие старые рыхлые несчастные как у только что родившегося каракулевого барашка и Сип стал воздевать к небесам полыхавшим руки словно хотел защитить оградить бедными нищими человечьими своими руками своих близких беспечно льющихся нежащихся в воде

Потому что огромный самолет горел пылал полыхал пропадал горящим крестом в необъятном метеоритном потоке и горящее его скачущее спотыкающееся в небесах чреватое беременное как у вечных мусульманских жен туловище рыбье серебристое неслось погибельно истребительно неотвратимо на дом на лужайку на бассейн на Сипа на девочку похожую на Кумуш-Кобру-Алычу…

Уже!..

...Тогда от великой радости иль от великого горя опять великое чувство воли и слезного восторга безумья опьяненья нашло на мальчика на вершине ночной осиянной полыхающей в океане падучих метеоритов и звезд горы Чароххххх

И мальчик разрывчиво сладко горько необъятно на всю Вселенную зарыдал

"Блаженны плачущие ибо утешатся", — сказал Иисус Христос.

И мальчик на горе утешился…

Жаль что не с кем ему было поделиться своими обильными вселенскими чувствами…

И некому было вытереть слезы с его детских щек…

А ТУТ ПОВЕЯЛО С ДАЛЬНЫХ НОЧНЫХ памирских и тянь-шаньских ледников и джайлоо ночным хладом хладом

И мальчику стало зябко в его вольной рубахе

И тогда он протянул дрожащие свои руки к чадящей Книге Заклятии и стал сладостно обжигающе рыться в свежем нежном обволакивающем пепле недогоревшей еще Книги

И тут с хребтов Чалтау и Хирманджоу и Хазратишох повеяло понесло неистребимыми животными сладчайшими запахами горного чеснока и циклопического дикого укропа

И эти ветры досрочно от бомб американских понесли над горой Чарохх в далекую матерь Индию на зимовье сладчайших нетронутых но перепуганных насмерть — до брошенных в гнездах яиц — птиц.

Уйяхххх!..

…О Аллах! они еще были живы и упругокрылы и их не ослепили не сожгли сатанинские американские "ковровые" бомбы... Но они бросили насмертъ яйца в гнездах и улетели страшно утратив инстинкт отца и матери… святого самца и святой самки…

…И от запахов дикого чеснока и горного укропа Мухаммед Кандиль почуял обильную ройную горячую голодную слюну во рту

Но от крыл плещущих уцелевших летящих; птиц и их животворных. ночных вскриков промельков всхлипов мальчик забыл о голоде

Но потом вспомнил как мать его Зайнаб-оя варила творила в огромном кабульском казане бараний кандагарский. плов и всегда ставила на соседний глиняный дувал большую касу-пиалу с жарким духмяным пловом и накрывала его кундузской кунжутной лепешкой

Это был плов — дар извечный — для соседей — для родителей пуштунки Кумуш-Кобры-Алычи, а отец Мухаммеда Кандиля был таджик, а мать узбечка