Газета Завтра 431 (8 2002)

Отец Д.Д. Родился в Брянской области 24 февраля 1922 года. В простой крестьянской семье. Мои родители в колхоз не шли и их постоянно преследовали. Отец у меня тоже из-за этого сидел, за неуплату налогов. Я испытал голод 1933 года. Закончил в нашей деревне 4 класса. Деревню называли Зарбуда, потом переименовали в Березину. Была глухая деревня, а сейчас там и храм свой есть, и своя средняя школа, библиотека, больница. Ведь ничего этого в мои годы не было. У меня есть два брата, одному 75 лет, другому 71 год, сестре уже 90 лет. Все живы. Я рос слабенький. И все время тянулся к книгам. С 8 лет начал писать стихи. И не прекращал всю жизнь. До 18 лет жил в деревне. А потом война, два года в оккупации под немцем, когда освободили, взяли в армию. Был на фронте, но вскоре меня и демобилизовали, тиф дал осложнение, обнаружили тромбофлебит, и после больницы я уже вышел гражданским, повоевать пришлось совсем немного. А дальше семинария и Академия. И уже после поступления в Академию меня арестовали за мои христианские стихи.

В.Б. А Вам не кажется, отец Дмитрий, что в вас, кроме проповеднического дара, сидел все время какой-то соблазн, все тянуло то в политику, то в литературу, то к публикациям стихов ли, прозы ли, своих проповедей, то к лучам славы? Очевидно, пойди вы просто в священники, посвяти всю жизнь только служению Богу, и судьба сложилась бы иначе ?

Отец Д.Д. Я считаю сейчас, что священнику заниматься политикой не надо. И я политикой не занимаюсь, но отношение к недостаткам высказываю. Вокруг меня кружились многие политики, и поскольку я активно боролся с безбожием, то и меня считали политиком. Для священника — все люди. Любых партий и убеждений. Со всеми надо равно общаться. Вести к Богу. Будь это коммунист или демократ. Я считаю, что многие коммунисты были по воспитанию своему ближе к христианству, чем нынешние капиталисты, гораздо ближе. Да и сейчас они признали Бога. А вот в своем увлечении литературой я, Владимир Григорьевич, соблазнов не вижу. Многие духовные деятели занимались литературой: Антоний Храповицкий, Григорий Богослов… Никто не считал занятие литературой греховным делом. Другое дело — какой литературой? Воспевать пороки — это грех несмываемый.

В.Б. А кого из пастырей русских вы считаете своими учителями. Кем восхищаетесь?

Отец Д.Д. В литературе у меня больше учителя светские. Я поклоняюсь Федору Михайловичу Достоевскому. Из священников — Игнатий Брянчанинов, Григорий Богослов. Примером в жизни — Амвросий Оптинский, он понимал народ, к нему шли все. Прежде всего не критиковать надо, а понять любого грешника, так Христос заповедовал. Помню и ценю слова Антония Храповицкого: "Сейчас не время нам ссориться, время понимать друг друга". Из современных писателей мне очень нравится Василий Белов.

В.Б. Кстати, я приехал сейчас к вам прямо после встречи с Василием Беловым. Буквально час назад общались с ним. И он передавал вам привет. Я даже уговаривал его поехать вместе к вам. Но он собирался на встречу в "Московский железнодорожник", на вручение премии.

Отец Д.Д. Ох, я был бы так рад. Я же перед ним немножко виноват. Василий Белов в своей деревне построил храм и искал священника. Я договорился с одним батюшкой, обнадежил Белова. И вдруг этот священник отказался, мне так неловко перед ним. Прежде всего прошу прощения, что подвел его. Я также очень ценю книги Валентина Распутина. Тонкий психолог русской души. Астафьева меньше люблю. И не за политику, а и в самой прозе что-то меня не устраивает: какое-то пренебрежение к народу. Хотя мы встречались с ним, беседовали. Вот еще Евгения Носова тоже ценю как художника слова. Из философов русских люблю Николая Лосского и Николая Бердяева. Хотя Бердяева не все из наших духовных лиц принимают. К Владимиру Соловьеву более сложное отношение. Есть близкие мне вещи, есть далекие. А в богословии нынешнем меня не устраивает сложный язык, им надо почаще говорить с народом, понимать народ. Богословие без народа — схоластика. Я сам издал 9 книг своих проповедей с амвона. Это я считаю своими основными произведениями. Есть и роман. Есть и книги стихов.