Газета Завтра 444 (22 2002)

Впрочем, независимо от контекста, работы Проханова замечательны сами по себе. Это живое рисование притягательно в своей непосредственности, ибо в нем нет ни толики стилизации и надуманности. Идеология, "представления" уходят на задний план, видно особое состояние души, просветленное чувствование жаркой и близкой русской вселенной. Здесь, как и в своих ранних литературных произведениях, Проханов — русский космист, художник традиции Платонова, Петрова-Водкина, Заболоцкого…

Выставленные впервые работы важны и в своем роде уникальны еще и как часть культурного наследия России.

Автор и составитель монографии "Рисунки русских писателей" в свое время справедливо заметил, что писательское рисование "существует не только как факт литературного быта, не только как факт психологии творчества, но и как самостоятельное эстетическое явление и даже как особый вид искусства".

Сам Проханов квалифицирует свой "рисовальный" период как таинственный виток творческой биографии. Неожиданно возникшая и столь же неожиданно исчезнувшая потребность рисовать объясняется им как мистическое озарение, дуновение пролетевшей мимо души неведомого художника. Однако, если проследить литературный путь писателя, бросается в глаза тот факт, что краткий момент создания "лубков" у Проханова накладывается на точку перехода, в новое идеокультурное пространство. Он как писатель и очеркист стремительно уходит от туманных северных деревень и золотых подмосковных полян навстречу гигантским промышленным стройкам и экваториальным войнам, которые породил неугомонный дух советской гиперсистемы. Именно переход в писательском творчестве от национального к имперскому, как бы сказал Шпенглер от "культуры" к "цивилизации", и сгенерировал сладкий и ностальгический порыв, выразившийся в стремлении запечатлеть, зафиксировать и сохранить навсегда уходящие образы и состояния.

Что ж, если предположение это справедливо, то выставка "Господин Гексоген рисует" — прекрасное пособие для изучения творческой эволюции мастера. Но парадокс лишь в том, что сегодня эти работы предстали в зловещих отблесках от взрыва, которым стал самый мрачный, постимперский, по сути, эсхатологический роман Александра Проханова. Проханов говорит об этом так: "Я думаю, что, наверное, в душе человека, любого человека, наверное, присутствуют и рай, и ад. И в сокровенных уголках нашего сознания присутствует этот рай, в каждом человеке, но не каждому, видимо, дано этот рай посетить, какие-то угрюмые, сатанинские силы уводят нас за пределы этого рая и помещают нас среди этих огнищ, пожаров — страшных, мировых”...

Тит