Газета Завтра 458 (36 2002)

На чем, собственно, мы с Олегом и сошлись в 1992-93 годах, когда он был таким крайне правым ростовским экстремистом, я крайне левым — на критическом отношении к современной действительности. Ко власти, которая давно уже не от Бога. А просто от кошелька. Мы всегда пытались с этим делом бороться. Какое-то время боролись при помощи политически некорректных текстов, при помощи шокирующих акций, которые раздражали не только буржуазию, но и часть оппозиции, и всяких там крепких хозяйственников, и педерастическую богему. Какое-то время тактика была от обратного. Мы брали на вооружение методы мелких буржуа и пытались говорить с ними их же языком. Для того, чтобы показать всем, какими мы были в начале 90-х годов, мы выпустили этот альбом. Еще отчасти для того, чтобы молодежь искала иные формы. "Че Данс" потерпел фиаско. Оказалось, что он был преждевременным проектом, либо проектом из другого измерения. Он оказался не нужным ни тусовке, ни патриотической оппозиции, ни самим музыкантам, в конце концов. Но мы жили этим в течение какого-то периода нашей жизни. Отказываться не имеем права. Все, что я тогда (в начале и середине 90-х годов) делал: вступление в Национал-Большевистскую Партию, ежедневная агитация на ростовском филиале "Русского радио" за Зюганова в 1995-96 гг., расклеивание листовок против абортов — ни о чем не жалею. Другое дело, что сейчас изменились взгляды на жизнь, на методы борьбы. Мы взрослеем. Начинаем понимать, что сейчас сила человеческого слова, поэтического слова или музыкального образа гораздо меньше, произошла нивелировка. Потому что машина, которая пытается нас давить, становится все мощнее, все изворотливее.

О.Г. Значимость тех форм, которые мы применяли, те стандарты, в которых мы воспитывались, варились, которые мы сами впоследствии воспроизводили,— всё это потеряно, утрачено. Можно заметить, что когда идут массовые концерты поп-артистов, толпе безразлично, кто перед ней: Земфира или "Руки вверх". Это просто пьяное гульбище. Текст как таковой потерял значимость. Дело даже не в уровне текста, проблема в том, что новое поколение перестало оценивать качество и его отсутствие. Есть поток, есть драйв — этого вполне достаточно.

Если же вспомнить 90-е годы — тогда люди слушали поэзию, им было интересно. Я склоняюсь к мысли, что сегодня текст потерял смысл, он растоптан. Может быть впоследствии что-то и изменится. Произойдут какие-то изменения в сознании наших людей. Но пока я вижу необходимость работать в других формах, которые созвучны моменту. Такая, может быть, смелая аналогия. "Тихий Дон" — актуален всегда, несмотря на то, что закончен был несколько десятилетий назад. Но продолжение "Тихого Дона" воспринималось бы как продолжение "Унесенных ветром". Не теряя связи с прошлым, я хочу предложить другое.

И.Т. В середине 90-х, на мой взгляд, более актуального проекта в нашей музыке вообще не было. Если бы он удался, то, думаю, вся судьба российской альтернативной сцены могла иначе повернуться. Но не было тогда структуры в стране, которая могла продвигать подобного рода проекты. И сейчас ее нет.

Корр. А что это за структура должна быть? Какая-то независимая фирма, наподобие челентановского "Клана"?

И.Т. Думаю, такая контора просуществовала бы недолго. Пришли бы товарищи из органов, и пришлось бы, чтобы выжить, переключиться на выпуск мумитроллеподобных идиотов.

Корр. "Зазеркалье" без какой-либо раскрутки смогло стать в определенной среде культовой командой. До сих пор старые альбомы группы "Солдатская совесть", "Все золото мира", где-нибудь на Горбушке идут на "ура".

И.Т. Тексты Олега — уникальны. Одновременно выражение вселенской скорби и черного юмора. "Зазеркалье" однозначно входит в пятерку всего лучшего, что происходило в так называемом русском роке. В октябре-ноябре мы выпускаем сборник лучших песен группы, и люди смогут сравнить то, что было десять лет назад, с сегодняшним состоянием умов. С уровнем сегодняшнего "рока". Чтобы понять, что происходит страшный регресс.