Зато в классе у меня сложилось подобие компании. Одного из компаньонов зовут Абдула. Это толковый, умный парень из Йемена, дипломат, сотрудник их посольства в Канаде. Еще бы нам с ним не сойтись — примерно в одни и те же годы мы закончили МГУ. Там, в родных стенах, мы никогда не встречались, но здесь друг для друга олицетворяем лучшие, золотые годы жизни.
Он подзабыл русский, общаемся по-английски, но иногда в переходим на мой язык. Он любит Россию, Москву, университет, с кайфом вспоминает и произносит названия улиц, станций метро, номера маршрутов трамваев, троллейбусов. Он живо интересуется всем происходящим в России, от того, что сейчас происходит в стране его студенческой юности, ему искренне, непритворно грустно.
Как-то раз подходит ко мне на перемене:
— У меня для тебя подарок. Тебе понравится.
— Что за подарок? Давай сюда.
Три раза оглянувшись, раскрывает сумку, протягивает бутылку "Столичной".
— Абдула, ты добрый, как крокодил Гена, — говорю ему по-русски. — Размочим под воспоминания юности?
— Пей сам. Я не могу.
— В Москве тоже не мог?
— Well… В Москве я был студентом. А здесь я дипломат, у нас в посольстве очень строго, you know... Выпей за мою карьеру. И выпей за русский народ. Я вас очень люблю. You know…
Другого компаньона, вернее, компаньоншу, зовут Амина, она из Ливана. Амина закутана с головой в черные тряпки, но у неe чуть-чуть подкрашены глаза и губы.
Амине 24 года, у нее двое пацанов, и муж, который как большинство арабов, занимается мелким бизнесом. В Канаде Амина чувствует себя неплохо, потому что арабов здесь так много, что, по ее словам, временами забываешь, что не дома. Но домой она все-таки хочет. Вот немного разбогатеет муж, будет с чем возвращаться... Амина по-восточному сдержанна, скромна, на брудершафт с ней не выпьешь, но это не мешает ей быть теплой и компанейской. В нашем классе она самая прилежная ученица, отличница.
Мне нравятся арабы. Я их неплохо изучил и отношусь к ним лучше, чем относился к советскими азиатам и кавказцам. В Канаде мне с арабами проще, чем с канадцами, те какие-то уж слишком "схематичные". Мусульман здесь — через одного. Мне тепло с этими людьми, с ними интересно общаться. По-моему, они неплохо относятся к русским. До конца расслабиться в их компании мешает одно: тема Югославии и Чечни. Здесь — словно кошка между нами пробежала.
ИСПОВЕДЬ СЕРБА
В нашем доме я общаюсь с Николой, беглым сербом из Боснии. Парень лет 25, студент-историк Сараевского университета. Бывший.
Он благодарен Канаде за прием, ведь эта страна предоставила убежище беженцам-югославам всех национальностей, и десятки тысяч сербов нашли приют на канадской земле. В Канаде их никто не дискриминирует, как не дискриминируют здесь вообще никого, жизнь портит только травля сербов в масс-медиа (а травят их маниакально).
— Прихожу к врачу, она говорит с акцентом, на наш похожим. Спрашиваю, откуда она, оказалась polish. Она тоже спросила кто я, когда сказал, что серб — так на меня посмотрела, будто я ее сейчас укушу.
— Не обращай внимания. Поляков, что ли, не знаешь?..
— Не в поляках дело. Так все здесь думают. Телевидение, газеты, you know... Когда говорю, что я серб и беженец, не верят. Серб не может быть беженцем, серб может быть только агрессором. Я скоро сам поверю в то, что дома добавлял в пищу кровь мусульманских младенцев.
Самым токсичным, вредоносным политиком Никола считает Ельцина. А еще этот серб ненавидит мусульман. Он согласен со мной в том, что среди них можно встретить отдельных порядочных людей, мудрых политиков, храбрых воинов, но мусульманскую политику в глобальном масштабе считает абсурдной с точки зрения интересов самих мусульман и предательской в отношении народов-соседей. Эта политика, убежден Никола, является естественной производной от исламской ментальности.
Тяжко мне это слышать... Рос я в русско-татарском городе, где район воевал с районом, но так, чтобы конкретно русские конкретно с татарами, — никогда. И во дворе, и в школе были Рафисы, Радики, Наили, Ренаты, их никто не выделял в особую группу. Я русский, он татарин — ну и что с того? В одном дворе живем. "Айда гулять, братан...". В армии с таджиками, узбеками корешился. Здесь, в Канаде, с арабами, с персами схожусь без проблем (то, что персы арабов, как выяснилось, за людей не считают, это их проблемы). Но доводы этого серба… Увы, это реальность, от нее не спрятаться в детском дворе.
Во время "Войны в Заливе" Никола болел за Саддама, вместе с сокурсниками-мусульманами участвовал в антиамериканских маршах. Прошло совсем немного времени, и земляки-мусульмане выперли моего приятеля из отчего дома в Сараево под дулом автомата. Он не сопротивлялся, понимал: преданые новой Россией, сербы в Боснии рано или поздно будут разгромлены. Невозможно, говорит Никола, маленькому народу успешно противостоять натиску сразу двух могущественных планетарных сил — Америки и исламского фундаментализма.