Газета Завтра 502 (27 2003)

Мужчины же без такого примечательного прошлого как-то, напротив, не уживались рядом с генералом Громовым. Самым в этом плане показательным стал уход от него вице-губернатора Михаила Меня, тут же ставшего вице-премьером в правительстве Лужкова. А еще раньше генерала-губернатора покинул Михаил Бабич, заместитель председателя правительства Подмосковья. И Николай Гаранькин, министр экологии и природопользования Московской области. И Петр Ефанов, министр имущественных отношений. Причем все эти не ужившиеся с Громовым личности оказались именно людьми с будущим: их тут же приняли, с карьерным продвижением, на федеральные и прочие значительные должности...

По правде говоря, я не думаю, что Громов сроду наделен какой-то извращенной склонностью к лихим дельцам. Дело, думаю, в другом. Скорей всего он сам и рад бы был обойтись без них — не получается. Нет просто за ним этого победоносного, созидательного опыта. Так уж биография сложилась, что он был вынужден делать на весь мир хорошую мину при плохой игре — изображая наш позорный драп из даром окровавленного Афганистана как какую-то победу. Не воин-победитель — воин-пораженец в силу общей пораженческой политики тех лет схватил на этом деле свои незаслуженные лавры. Но не отрекся от них, как мужественно отказался от своей награды за Чечню генерал Рохлин, а малодушно принял незаслуженное. На этом пораженческом песке затем и начал возводить свою дальнейшую карьеру. И чтобы удержаться на ее кривой волне, неизбежно должен был входить в порочные союзы, обрастать их комом, в котором честным людям уже не ужиться, зато всяким пройдохам — самое житье.

Но подмосковным пацанам, ходящим на указанную свалку, без разницы, по злому, или же незлому умыслу их обрекли сегодня на нее. А их отцов и матерей — на унизительную нищету в краю ломящихся от наворованных богатств дворцов. Вопрос: есть ли до них какое-то дело генералу-пораженцу?

Петр Первый, доходивший в свое царствование до всего, сам редактировал и первый на Руси толковальник иностранных слов. Слово "генеральный" в нем объяснялось так: "самый главный, над прочими стоящий". Петр это зачеркнул и написал: "всего касаемый, до всех дело имеющий". И с тех самых пор за словом "генерал" тоже осталось два значения: кто решительно за всех отвечает — и кто решительно на всех плюет.

Какое из них ближе генералу Громову? Я думаю, что за три года его власти в Подмосковье областной народ уже вполне составил свой ответ.

ХУТОРОК НЕ ВПРОК

8 июля 2003 0

28(503)

Date: 08-07-2003

Author: Ольга Иванова

ХУТОРОК НЕ ВПРОК

Латыши на земле селятся хуторами: дома отстоят друг от друга на расстоянии не менее полукилометра. Невмешательство в чужие дела плавно переходит в равнодушие. Поэтому, когда сорокалетняя Люба Костелиньш покончила с собой, труп ее на обледенелой веревке провисел в сарае неделю и был обнаружен случайно. Бывший муж зашел "стрельнуть" на выпивку. Пятерых своих детей мать перед самой смертью пристроила в интернаты, а сама мыкалась по чужим людям, угождая и голодая, пока не получила тяжелую травму, работая на частной ферме. Хозяин выгнал без какой-либо компенсации за потерянное здоровье. Когда дома кончились продукты, бывшая знатная доярка, получавшая в колхозе 300 рублей и премии, пошла в сарай и повесилась. Хоронили ее за казенный счет, в спешке, и на могильном холме так и не появилась табличка с именем. Как ни трагична эта незаметная судьба, она не является исключением.

А начиналось всё так хорошо. Весело, с наскока, поделили колхозное имущество: разогнали технику по домам, перерезали коров и телят, оделили каждого землей (некоторые получили аж по сотне гектаров). В 1992 году официально перестал существовать последний колхоз. Сразу же бывшие колхозники с головой окунулись в бизнес: кто сеял, кто лес рубил, кто птицу разводил, некоторые даже страусов. Однако сладкая жизнь не задалась с самого начала. Сельский бизнес немыслим без государственной поддержки: каждый производит мясо, зерно, овощи и каждому надо это продать. Государство, однако, закупать не спешило, предпочитая дешевые и нехлопотные поставки готовой продукции из соседних стран: мясо из Германии, овощи из Польши, молоко из Литвы и так далее. Исключение составило только зерно. Его закупали, но по такой цене, что крестьяне сеять перестали. Убыточные фермы разорялись одна за другой: правительство "зарезало" субсидии селу с самого начала. Цитирую дословно тогдашнего главу Шкеле: "Нам нужны только десять процентов населения в сельской Латвии, только их мы будем поддерживать, чтобы обеспечить страну продуктами. Остальные пусть выживают сами". Но и эти слова оказались ложью: пресловутые десять процентов только и смогли, заложив свое имущество под людоедские проценты, получить в банке ссуду на развитие.