Газета Завтра 507 (32 2003)

Ю.К . Я был абсолютно свободен. И бросил на поэму все свои силы.

В.Б . В чем творческая задача поэмы?

Ю.К . Все-таки двух поэм. Я хотел показать живого Христа, а не абстракцию, в которую Его превратили религиозные догматики. В живого Христа верили наши предки, даже в начале 20 века верили. Потом Он превратился в абстракцию. Сейчас верят не в Христа, а в абстракцию, как верили большевики в коммунистическую утопию. А задача всего моего творчества — вернуть русской поэзии первичность, которую она утратила в 20 веке.

В.Б . Как ты определял степень ответственности той или иной исторической личности? Не боишься ли роковых ошибок, погружая еще живого человека в ад? Если со временем признаешь ту или иную ошибку, не придется ли тебе переписывать поэму?

Ю.К . Я был предельно осторожен и старался быть объективным в отборе того или иного "кандидата" в ад. Для меня важно было знать, как они относились к Сыну Божьему, насколько они соблюдали 12 заповедей. Тебе жаль Солженицына. Но он один из тех, кто "целил в коммунизм, а попал в Россию". Он разрушитель. Ошибок я не боюсь и переписывать поэму не буду. Пускай живет сама по себе.

В.Б . У тебя в аду и белые, и красные, и Ленин, и Сталин, и даже Павлик Морозов. Это как?

Ю.К . За белых и красных уже ответил "Тихий Дон" Шолохова. Ленин и Сталин — политики, а политикам одна дорога — в ад. Павлик Морозов, как ни крути, все-таки предатель. Он донес властям на родного отца. Есть три вида предательства: первый и самый страшный — когда человек предает Бога, второй, тоже страшный,— когда человек предает Родину, и третий, страшноватый,— когда предает человека (в любви, в дружбе, по родству). Предателей на Руси никогда не жаловали. 

В.Б . Считаешь ли ты, что тебе дана воля свыше на эту поэму?

Ю.К . Выходит, дана. Ведь она уже написана. Но тут надо учесть, кому что дано. Одному дано много, другому мало, а третьему совсем ничего. Много мне дано или мало? Это можно увидеть по сравнению с другими. Много ли дано Тютчеву, Гоголю и Данте?

В.Б . Много, но по-разному.

Ю.К . Я тоже так считаю. И попали они у меня в ад за прегрешения перед Богом. Тютчев — за пантеизм и прелюбодеяние, Гоголь — за чертовщину, а Данте — за великую гордыню. Но измерим уровень Тютчева по одному из лучших его стихотворений "Накануне годовщины 4 августа 1864 г." Это молитва. Вот последние слова:

Ангел мой, где б души ни витали,

Ангел мой, ты видишь ли меня? 

Тютчев смотрит с земли на небо, но не видит души Денисьевой. А моя поэма видит и его женщину, и тень от дыма при луне. Так чей уровень выше? Духовный объем тютчевского стихотворения тонет только в одном куске "Сошествия в Ад". Возьмем Гоголя. Его Тарас Бульба — могучий герой, но погиб он из-за пустяка — потерял люльку. Это похоже на Гоголя. Так он из-за пустяка рассорил Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Я решил поправить Гоголя. Тарас Бульба не нашел свою люльку потому, что она провалилась в ад, и нечистая адская сила задержала его на месте, а тут и ляхи подоспели. Вот какую глубину дала моя поэма гоголевскому "пустяку". Согласен?

В.Б . Глубина прямо адская, черт бы тебя побрал.

Ю.К . Перейдем к Данте. Он пошел по линии меньшего сопротивления, чем я. Его сопровождает Вергилий, а я следую за Христом. Загнав в ад своих политических врагов, он поставил свою поэму ("Inferno") в рискованную близость к политическому памфлету. У него в аду из 79 конкретных исторических лиц 32 флорентийца. Среди "живых" персонажей моей поэмы нет ни одного моего личного врага. Но не это главное. В ней есть вторая, эсхатологическая глубина, чего в дантовском инферно нет и в помине. Ты поверхностно читал мою поэму и не заметил кита (или Левиафана). Не заметил и того, что в поэме как бы два ада. Один с прописной буквы, а другой с маленькой. Заглянем в текст. Еще на земле Христос говорит прощеному разбойнику:

Рай недалек. Но дорога пройдет через Ад.

Далее:

Мы приближались к пучине под именем Ада,

К бездне, окутанной тучами страха и смрада…

В конце поэмы что-то смутило Христа. Он услышал треск.

— Кит погружается! — молвил Христос.

— Свят, свят, свят! —

Молвили ангелы, — ад погружается в Ад.

Христос со спутниками сошел по молнии — 

Прямо на тло… Это было подобье земли.

Это был остров, отмеченный мертвенным духом.

Это был Левиафан. Он лежал кверху брюхом…

Остров в бездне Ада и есть ад. Далее идет самое существенное:

Есть одна сказка на севере… В морось и снег

Утлое судно разбилось о каменный брег.