Газета Завтра 516 (41 2003)

Государство в России (как осуществляющее принцип формы в ее аморфности), напротив, порождает и излучает жестко рассудочный логос, догматический, и им обслуживается: формализм, бюрократия, начетничество синодального катехизиса и талмудизм марксистско-ленинской идеологии, культ рассудка и научности, план и предопределение, неприятие случая и свободы воли. Как аltеr еgо, "свое другое" логоса государства, — логос антиподной ему интеллигенции, что так же вестернизована, как и истеблишмент-аппарат, и учится у Запада, и боготворит науку, разум, логичность.

Ну а народ русский — каков его логос? Это — песня, поэзия — и безмолвие. "Народ безмолвствует", "И лишь молчание понятно говорит".

В силовом поле этих трех сверхличных субстанций-субъектов русского бытия бьется логос русской личности: Пушкина, Достоевского, Федорова, Горького, Бердяева... — с "мукой понять непонятное" и "объять необъятное".

Тут есть свои общие черты. Если формула логики Запада, Европы (еще с Аристотеля), это есть то ("Сократ есть человек", "Некоторые лебеди белы"), то русский ум начинает с некоторого отрицания, отвержения, и в качестве "тезиса-жертвы" берется некая готовая данность, с Запада, как правило, пришедшая, или клише обыденного сознания... Оттолкнувшись в критике и так разогревшись на мысль, начинает уже шуровать наш ум в поиске положительного решения-ответа.

Но это дело оказывается труднее, и долго ищется и не находится чего-то четкого, а повисает в воздухе вопросом. Но сам поиск и его путь уже становятся ценностью и как бы ответом.

Модель-схема русского космоса: — это "путь-дорога", "Русь-тройка", космодром в однонаправленную бесконечность. В формуле русской логики "не то, а..." этому соответствует многоточие, незавершенность. Она и ценность, по Бахтину: открытость, вопрошание, не сказанность ни о чем последнего слова. Русские шедевры незавершенны: "Евгений Онегин", "Мертвые души", "Братья Карамазовы"... Есть начало — нет конца. И задушевная мечта русская — начать все снова, жизнь — сначала! Разрушим — и построим, наконец, то, что надо! И не устаем начинать!..

ЭЙДОС РУССКОЙ ИМПЕРИИ

14 октября 2003 0

42(517)

Date: 15-10-2003

Author: Ф.ГИРЕНОК

ЭЙДОС РУССКОЙ ИМПЕРИИ

Русское сознание хорошо видит различие между родиной и отчеством.

Родина — это родимая земля, что-то близкое, теплое, уютное. Родина рождает. На родине тебе сочувствуют. Она, как мать, встречает тебя словами утешения. Родина мила, но ей самой нужна поддержка.

Отечество — в отдалении. Из этой отдаленности слышен строгий голос отца. Холодный и повелительный. Отечество требует служения. Оно надзирает, наказывает и поощряет. В нем сила. От него исходит порядок.

В Европе отечество выходило за пределы родины. Вот эта его запредельность сделала возможной империю, т. е. возможность для одного народа отдавать приказы другому народу. Возможность свой порядок распространять среди чужих и называть все это просвещением.

Отечество без родины создает имперского человека, космополита. Этот человек сам себе император. Он умеет сам себя держать в ежовых рукавицах. Обычно империи держатся волей автономных индивидов, самостоятельными людьми.

Русский же человек ищет поддержку вне себя. В другом, в трансцендентном по отношению к нему самодержце. Мы цепляемся друг за друга, сбиваясь в кучу, в социально неструктурированную массу. Империя является для нас необходимым костылем, внешней опорой.

В России не империя опирается на человека, а человек на империю. Империя позволяет нам подняться, встать. Распрямиться. Распрямившись, русский человек видит, что под ногами у него — родная земля, а над ним — имперская крыша. И все это вместе с ним называется Россией.

С осознания того, что русский человек стоит с империей, а без империи он падает, начинается наше сознание. В горизонте имперского сознания русский человек строит свое понимание государства и церкви, а также понимание самого себя.

Русские всегда были и будут идеей. Тем, чего нет, что невозможно осуществить. Мы всегда существовали в невозможности своего существования. Определяя себя как идею, мы определяем себя в качестве апофатиков-нигилистов, антиглобалистов.

И одновременно в качестве романтиков, социально наивных людей. Всеединство — это отказ от возможности быть идеей. Призыв к растворению в фактичности. Конечно, глупо искать какую-то содержательную русскую идею. Мы не американцы. Это у них есть какая-то идея, мечта. А у нас ее нет. Если бы она у нас была, то мы бы ею владели, как владеют вещью. И овладев, стали бы нацией. Наша идея — это мы сами в невозможности нашего национального существования. Мы необратимо имперский народ. Быть для нас — значит быть империей.