Газета Завтра 52 (1049 2013)

А торговали родиной! Моей. Потому что бродили дамы, похожие на Новодворскую (в разные периоды её жизни) с жёлто-голубыми ленточками и призывали: "Даёшь майдан". Вечный юноша с плакатиком, пришпиленным на груди "Арктика для всех!" Мужик булавкой пристегнул белую ленточку к видавшей и не такое шапке Бриджит Бордо, на выход! Они нуждаются в твоих радениях.

Но выпытала я, чем торгуют. Мол, тут акция в защиту политзаключённых. Вот я и воскликни: "Я - с вами! Свободу Квачкову!" Как говорится: что тут началось! Нет, не страшно. Но непонятно: за свободу эти люди или погулять вышли? Оцепенение, шипение "провокаторша (!!!), злоба в глазах и бить канделябрами желание, которое у этих господ - хроническое в отношении русского народа. Но я и сама не промахнусь даже без канделябра. И ясно дала это понять.

Весь механизм такого рода акций раскрылся мне в своей незамысловатости. Поскольку Квачкова никто из присутствующих освобождать был не намерен и даже не требовал таких мер, а напротив, активно возражал, то видала я их взывания. там, где они хотели бы видеть и меня, и Квачкова. Итак, человек тридцать (это "с походом", как на рынке, а мы же в рыночные времена живём, говорят), так что пусть тридцать человек вышли помайданиться. Теле- и фотокамер больше. Милиции - тоже. Действуют все стороны на удивление слаженно: слились в экстазе борьбы.

Вот первым утащили несчастного немолодого мужика, верю, что раменские его достали. Он, видимо, пал жертвой обмана, думал, тут всё по-взрослому. Потом координаторы, которых отличает одёжка получше и лица посимметричнее, чем у "пехоты", не типа хроник старины Ломброзо, что-то по телефону оговаривают - новая жертва "кровавой гебни" вытаскивает плакатик, начинает орать или садится поперёк тротуара, её берут в кольцо стражи и тащат или оттесняют к автобусам. Жидкий хор присутствующих кричит: "Позор! Свободу!" Я кричу: "Свободу Квачкову!" Лучше бы я чёрта крестным знамением осеняла - меньше запаха серы. И как только "кровавая гебня" хватает очередного человека с плакатом, свора репортёров, как пираньи, бросаются, сбивая с ног тех, кто зазевался. Телеведущие, наверное, интернет-ресурсов, трагически выдыхают в камеры: "Я - в центре событий". Один, правда, честно сообщает: "Телекамер здесь больше, чем митингующих".

Координаторы поодаль деловито и со скукой переговариваются. Они свою паству знают. Что и как будет, тоже в деталях, видимо. А что мне подсказывало, что и с милицией у них договорённость? Не знаю.

Чем-то сугубо личным одухотворённые тётушки, ветераны ельцинских митингов, ходят мимо милиционеров, выкрикивая: "Свободу невинно осуждённым! Амнистию невиновным!" И это в среде, где юрист на юристе и по жизни, и от рождения! Просто-напросто правовая безграмотность!

Скоро Новый год. И это внесло дополнительные краски в действо. Толстая тётка, бритая наголо, без головного убора, трётся в кучке координаторов. Жировые складки и у мужика на загривке - не очень эстетично. А уж у женщины Но свобода требует жертв!

Дама в майке поверх пальто, с аппликацией "Болотное дело №" явно рассчитывала на повышенное внимание и им наслаждалась. Юноша бледный с взором горящим (даже в кавычки не беру, потому что это не цитата, а описание виденного своими глазами) перед каждым милиционером демонически взывает-завывает: "Соблюдайте законность! Спасибо!" "Соблюдайте законность! Спасибо!"

Минут через 15 зеваки поплелись по своим делам - ловить тут было уже нечего. Крикнув напоследок: "Свободу Квачкову!", оставила сцену и я. Вот, говорят, у преступников нет национальности. А у политзаключённых она есть? Почему за одних, ратуют, а за других, нет? И даже повышают голос на ратующих за них. Так что "вы будете мне рассказывать, а я буду вас-таки слушать? Я вас умоляю".

Лихие времена

Даниил Дубшин

26 декабря 2013 0

Политика Общество Происшествия

Фотохроника 90-х годов

Я родился в 1974 году в Москве, но большую часть детства провёл в Ленинграде, откуда родом мой отец, он и привил мне склонность к фотографии, дал в руки первый фотоаппарат. Это была камера "Смена 2", модель пятидесятых годов. Я успел ею поснимать в восьмидесятые - в подростковом возрасте.

Взросление пришлось на годы перестройки - фатальных изменений в жизни Родины. Мне исполнилось четырнадцать лет, а в стране началась мясорубка в Карабахе. События, происходящие вокруг, живо отзывались в моём подростковом сознании, присутствовало обострённое чувство справедливости. Я стремился успеть везде, и везде со мной был фотоаппарат.

Камеры у меня были простейшие. Та же самая "Смена", но уже не вторая модель, а "Смена 19", нечто более современное. Вокруг, конечно, ходили дяденьки с "Кэнонами" и "Никонами" или с теми же "Зенитами", я им страшно завидовал. Октябрь 93-го я снимал "Киевом-19". Что-то фотографировал в Ленинграде, что-то - в Прибалтике, но основным объектом стала тогдашняя Москва. Время показало - важно не то, сколь совершенна и дорога твоя камера, а личный талант и то, что происходит по ту сторону объектива.