Газета Завтра 587 (8 2005)

За первые шесть недель этого года в Воронеже — десяток акций протеста. Уже были в городе перекрытые центральные шоссе из-за беспредела в городском транспорте. Уже прошли стихийные акции протеста из-за отсутствия и дороговизны льготных лекарств. Сотни водителей уже устраивали автопикеты в знак протеста против безумных цен на топливо.

Прогремели и многотысячные митинги против монетизации на центральной площади Ленина, под сенью так и не снятого с крыши за все годы реформ гигантского герба СССР. Да, на эти митинги выходили в основном пенсионеры; отрадно, однако, что за какой-то месяц у стариков улетучилась еще остававшаяся вера в "доброго царя". Доведенные до отчаяния бабушки и дедушки на митинге были оппозиционнее выступавших ораторов, транспарантные требования отправить в отставку "социального террориста Путина" вызывало у людей гораздо больше интереса, чем судьба "шестерок" из правительства. Площадь пела "Вставай, страна огромная", падал снег, на улицах было мрачно, будто идет война, и чудился ноябрь 41-го.

И это только начало. Рост тарифов на ЖКХ, уже заложенный в доходную часть бюджета нищего города, губителен для воронежцев. Они ведь не могут рассчитывать, в отличие от жителей богатых регионов, на то, что найдется какой-нибудь местный "стабилизационный фонд", из которого власть подкинет народу по паре сотен рублей.

Воронежцы гораздо острее, чем, скажем, москвичи или питерцы, понимают ужасы реформы здравоохранения, с ликвидацией педиатрии, с дорогущими "льготными" препаратами, с вышвыриванием из больницы пациентов "на пятый день" — просто потому что им действительно нечем платить врачу, аптекарю, страховщику.

А с реформой образования народ станет еще радикальнее. В Воронеже очень много студентов — для власти это показатель "молодости города, духа реформаторства, приверженности новым веяниям". На самом деле, это означает, что надвигающаяся реформа школ и институтов затронет практически каждую воронежскую семью. Сегодня получается так: чем больше в городе студентов, тем больше неуверенных в завтрашнем дне, обозленных, лишенных будущего, стремительно левеющих умных молодых людей — готовых кадров для НБП, "Родины", КПРФ.

По местному телевидению показывали старушек с коммунистического митинга, беззубых стариков, их тяжкие, скорбные митинги. Их называли "выдыхающейся оппозицией". О, как неправы телевизионщики! Я видел подлинную оппозицию в Воронеже — и уверен, что в тысячах других русских городов она такая же.

Речь — о местном, домовом, "жилищном" сопротивлении. Я ходил по подъездам, я был на нескольких стихийных собраниях жильцов, решавших, как жить дальше, при новой реформе и новых правилах местного самоуправления. Я видел этих работяг, этих крепких взрослых мужиков и зрелых домохозяек, что никогда не пойдут на митинг, но будут до конца, до исхода последних нечеловеческих сил сражаться за свой кров, свой дом и подъезд, за квартиру, в которой обречены жить их дети, за жилище, которое давно стало их единственным богатством, без которого они — бомжи, никто, мертвые люди.

Этих людей мало интересует "политика" — то есть всё связанное с пиаром, теледебатами и предвыборным враньем кандидатов. Но их всех живо интересует то, как реформы отразятся на их кошельке, на их помирающем предприятии, на школе их дочки, на институте их сына, на аптеке, в которую ходят их старики-родители. Они возьмутся за кухонные ножи и топоры, если по-настоящему припрет — не по призыву функционеров от КПРФ, а чтобы защититься, когда власть придет выселять их за неуплату по ЖКХ, за сорванные счетчики воды и газа, за расправу над местными чубайсовидными клерками, требующими плату за отключенную вот уже месяц горячую воду.

Я был свидетелем подлинной стихийной самоорганизации людей. Сегодня они создают по всему Воронежу сплоченные Товарищества собственников жилья, чтобы совместно вести коммунальное хозяйство. Завтра они так же совместно будут оборонять свои превращенные в крепости пятиэтажки от покушений чиновников, ментов и бандюг. И когда они все вместе выйдут из дворов домов на соседние площади — тогда власть узнает, чего стоят эти "обыватели, сидящие по кухням".

Особая форма социального протеста — антимосквизм. Москву ненавидят, кажется, уже все — не только Воронеж. Причем не просто министров или чиновников — ненавидят всех москвичей без исключения, на всех уровнях. Уровень первый — Кремль. Твердая ассоциация Москвы и федерального центра идет со времен Союза, нет в ней ничего удивительного.