Газета Завтра 604 (25 2005)

Прежде всего, по крайней мере, на мой взгляд, — Саддам Хусейн, как бы не оценивать его личность, совершил куда меньше преступлений, чем любой американский президент за последние 50 лет, не говоря уже, конечно, о таком "демократе" и откровенном душегубе как Гарри Трумэн, отдавшем приказ о бессмысленной атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, которая привела к гибели сотен тысяч ни в чем неповинных мирных японцев. Как справедливо подметил всемирно известный американский интеллектуал, профессор Массачусетского технологического института Ноам Чомски, "все наши президенты, управлявшие страной после Второй мировой войны, включая и Джорджа Буша-младшего, заслуживают того, чтобы предстать перед Нюрнбергским трибуналом".

Что же касается Саддама, он был вождем, обладавшим яркими чертами арабского национального характера, и его имидж полностью соответствовал тому, что от него ожидало разношерстное население Ирака, которое, как верно писал российский арабист В. Львов, "постоянно готово восстать против любого правительства". Он прекрасно осознавал, с каким человеческим материалом ему приходилось работать, и кем он управлял, и именно этим, а вовсе не "манией величия с ярко выраженными признаками паранойи", как уверяли эксперты из Моссада и ЦРУ, объяснялась "крайняя жестокость" применявшихся им средств. Даже "Нью-Йорк таймс" была вынуждена, в конце концов, признать, что саддамовские мотивы "понятны и логичны", хотя "мир и считает его методы недостойными".

Саддам, если взглянуть на него объективно и со знанием иракских реалий, был правителем адекватно жестким своей стране и своему времени. При нем в Ираке, как практически повсюду в арабских государствах, не наблюдалось демократии в западном понимании, но зато были покой и безопасность для законопослушных граждан, и довольно высокий жизненный уровень. Да, он совершил ряд серьезнейших внешнеполитических ошибок и просчетов. Так, он приветствовал революцию в соседнем Иране в 1979 году, искренне надеясь, что "новый" Тегеран откажется наконец-то от имперских амбиций, характерных для прежнего, шахского режима. Он и в самом деле, а не только на словах, хотел с ним мира, но его совсем не хотел фанатичный аятолла Хомейни, стремившийся навязать свои религиозно-политические понятия всем исламским странам, особенно тем, где, как в Ираке, велико число шиитов. Не желала мира и Америка, поддерживавшая в 80-е годы Саддама и немало поспособствовавшая развязыванию братоубийственной ирако-иранской войны. Да, он поддался на провокацию в 1990 году и атаковал Кувейт. Но это было по большому счету внутриарабское дело — Кувейт вообще был искусственно выделен из состава Ирака в свое время англичанами, и то, что Саддам решил исправить эту их ошибку, понять можно. Во всяком случае, не произошло ничего сверхъестественного: те же США только во второй половине XX века вели десятки агрессивных войн и боевых операций. И все было нормально...

Главная же причина безмерной и столь непонятной многим ненависти к Саддаму со стороны Америки, Израиля и их союзников, как мне представляется, заключается вовсе не в том, что он был "тираном и жестоким диктатором, сравнимым со Сталиным и Гитлером", нарушал права человека и наращивал собственный военный арсенал. А в том, что он, в отличие от других арабских лидеров, вся деятельность которых ограничивается продолжительными совместными застольями и крепкими братскими объятиями на саммитах ОИК и иных, аналогичных сходках, — предпринимал конкретные шаги для достижения арабского единства, необходимого, по его мнению, для противостояния агрессивным поползновениям "сионистского врага" и прочих "империалистических неоколонизаторов". И самое главное: он наотрез отказался подчиниться власти "мировой закулисы", осмелившись тем самым бросить ей вызов и встать на пути тех, кого еще издревле называли "врагами рода человеческого". Да, "премудрым пескарем" его никак не назовешь и, уж точно, он видел свою задачу не только в том, чтобы любой ценой удержаться у власти и сохранить свою жизнь, как нас часто уверяли некоторые эксперты. Иначе бы, конечно, он внял совету " дорогих арабских друзей", являющихся одновременно и близкими друзьями Вашингтона, которые настоятельно рекомендовали ему и его семье в 2002— начале 2003 года покинуть Ирак, чтобы тихо-спокойно, в полном достатке и при гарантиях безопасности провести остаток своих дней за пределами собственной родины. Такой выбор оказался не для него — того, кто, что бы о нем там ни говорили, наряду с присущими ему жестокостью и прагматизмом, всегда был в глубине души идеалистом, непреклонно верящим в свою высшую миссию.