Газета Завтра 604 (25 2005)

А что, за тем, кто воспользуется выданными вместо льгот деньгами, тоже будет такая же слежка с засадами, погонями и арестами? Будут соответствующие органы зорко следить, кто именно — сам льготник или член его семьи (а то и чужой дядя) — купит на полученные деньги "сладенького" или "колбаски"? Тоже ведь деньги выдавали поименно под роспись. А денежная купюра — куда как более строгий и серьезный документ, чем проездной билет. Если дочь-сын-внук льготника "льготными" монетами попытается расплатиться, так его сразу даже и не в милицию, а прямиком в тюрьму?

Вот вручили ветерану подарок — часы. Что, член семьи или гость и не посмей глянуть, который час? А праздничные наборы ветеранам-инвалидам-многодетным? Тоже не смей каши откушать из гречки, полученной дедом к празднику? Тоже арест? За все время тетиного пребывания в высоком звании ветерана труда ей лишь однажды вручили презент: кило сухого гороха и две восковые свечки. Расписалась за "Праздничный набор". Что они там впишут — литровую банку икры или палку сервелата — им лучше знать. Вообще странные представления о праздничном антураже: под горох со свечкой. Для немолодого человека символично — оскорбительно даже.

Наша соседка лекарства, получаемые по льготе, отдает внучке, у которой высокое давление и низкая зарплата. Бабушка обходится в пользу внучки. Так что же, внучка — за таблетку, а тут уж и люди в белых халатах за внучку, хвать — тащат-потащат, в милицию притащили? Кто из чиновников может объяснить такое издевательство над здравым смыслом? Почему депутатские льготы по медицинскому обслуживанию, пользованию транспортными средствами, отдыху, получению бесплатного образования оставлены в натуральном виде и распространяются и на членов семей? Причем у депутата может быть 15 отпрысков, и каждый вправе вызвать машину из государственного гаража и на ней отправиться хоть на дискотеку. А если у пенсионера столько же детей, то только один может взять мамин проездной и поехать на оптовку за продуктами престарелой родительнице. Но это — нельзя! Карается строжайше. Где, спрашивается, логика законодателей? И не спрашивается, где совесть. Давно выяснено — нету таковой.

КУРСАНТЫ МОЕГО ОТЦА

КУРСАНТЫ МОЕГО ОТЦА

Владислав Шурыгин-старший

0

Владислав Шурыгин-старший

КУРСАНТЫ МОЕГО ОТЦА

Фронтовики все, что могли и успели сказать о войне, — сказали. Ими написаны тысячи книг военных мемуаров, художественная проза, стихи и публицистика, созданы художественные и документальные кинофильмы… Ожидать сегодня что-либо новое можно только от вдумчивых исследователей — людей, пишущих научные книги на военно-историческую тему…Но в подавляющем большинстве своем они — не участники войны и даже не современники ее. Но есть, остался еще слой людей, помнящих войну, — это те, чье детство пришлось на ее жестокие и огненные годы. Те, кому к тому же 1945 году было 13-14 лет. Дети, встретившие войну в этом возрасте, к концу войны подросли и стали солдатами, последней волной военного призыва. Многие из них лежат в братских военных могилах Польши, Венгрии, Германии, Чехословакии, на Курилах и в Манчжурии… Их младшие братья и сестры уцелели в той войне и запомнили ее на всю оставшуюся жизнь…

Мой отец был старшим политруком в штабе 32-го стрелкового корпуса, который в апреле 1941-го перебросили из Забайкалья на Запад. Да, сделано это было не зря и не "на всякий случай", но говорить о войне с Германией тогда означало "сеять панические настроения", "вредить дружбе с нашим западным соседом". Может, потому штабные командиры вызывали свои семьи к месту новой службы. Поехала к отцу и наша семья. Но началась война, которая застала нас в дороге, за Смоленском. Стрелковый корпус отца с первых дней вступил в бои, но все-таки от его штаба откомандировали среднего командира, который встретил семьи и "развернул" их в обратный путь. Нет, не в Забайкалье, а в более близкие тыловые города. Уезжали, кто в поездах, кто на автомашинах. Были семьи, которые не добрались до спокойных тыловых мест…