Газета Завтра 767 (31 2008)

Владимир Петров. Вся высшая власть России выбрала тот курс реформ, который предусматривал слом всей прежней системы управления. И экономикой, и социальной сферой. Имелся ли смысл всё крушить или нет — нам тогда рассуждать не было дано. Слом управления подчистую на рубеже 1991-1992-х состоялся.

Были упразднены Госплан и Госснаб. Планирование и централизованное снабжение производства приказали долго жить. Отраслевые министерства либо ликвидировались, либо кастрировались — то есть лишались распорядительных полномочий. Регулятором всего и вся, согласно курсу реформ, должен был стать рынок, а государству надлежало создавать условия для его становления. Создавать за счет соответствующей макроэкономической, прежде всего за счет проведения монетарной или денежной политики. А это не могло не сказаться на деятельности Минфина.

За ним остались те же функции, что и раньше: составлять и исполнять бюджет государства и тем самым обеспечивать выживание миллионов госслужащих, их детей и пенсионеров. Ему же были приданы функции и принципиально новые. Через Минфин с началом реформ стали приниматься стратегические решения — как выстраивать конкретные элементы рынка, кому и какое место занимать в этом рынке. Поэтому пост министра приобрел особую важность, и за него, конечно же, шла борьба между приближенными к Кремлю группами складывающейся олигархии.

Я занимался в Минфине России тем, чем полагается заниматься профессиональному финансисту в ведомстве финансов во все времена — доходами и расходами бюджета. Моей работе чехарда первых лиц мешала капитально. Всем назначаемым с 1992 года министрам, за исключением Панскова, бывшего работника Минфина СССР, приходилось впервые знакомиться со своеобразием проблем финансового ведомства. И только новый руководитель осваивался, только мы, специалисты по бюджету, начинали находить с ним общий профессиональный язык, как его убирали. Повторюсь, моей работе чехарда министров мешала капитально. Но вникать в подоплеку этой чехарды: что крылось за очередным увольнением и назначением, — у меня не было возможности. На мне висел хомут "финансовой лошади", которой даже при самом остром желании на выяснение сути политических разборок в Кремле не хватило бы ни времени, ни сил.

Работа над бюджетом России в девяностые годы ХХ века была сплошной изматывающей нервотрепкой. Доходы государства никогда не покрывали самые необходимые его расходы. Бюджет неизменно верстался с огромным дефицитом. И в нем постоянно возникали дыры, которые надо было затыкать переброской средств. Не раз возникали угрозы остановки запланированного финансирования, чреватые тяжкими последствиями. Мучительно складывались межбюджетные отношения — отношения между федеральным и региональными бюджетами. Начинался "парад суверенитетов". Аппарат Минфина действовал как своего рода вечный антикризисный управляющий. И действовал, смею вам доложить, эффективно — находил оптимальные решения при разных министрах. К сожалению, за их неуёмной сменой ничего, кроме игр придворных в Кремле, увидеть было нельзя. Попыток изменить, как вы выразились, ущербную финансовую политику нашей страны не происходило. Суть этой политики продиктовали международные финансовые центры, и они же тщательно следили, чтобы она оставалась неизменной и соответствовала курсу реформ. Курсу на создание в России рынка частных капиталов. Никто из руководителей Минфина желания пойти вразрез с данной задачей не выказывал, и данной задаче, а не текущим потребностям страны или её граждан было подчинено формирование нашей казны. Рынок любой ценой — всё, остальное — ничто.

Н.А. При названной вами задаче — рынок любой ценой! — не ставилась цель получить в бюджет максимум доходов от приватизации и налогов с новых собственников. Отцов реформ, прежде всего, заботил рост частных капиталов, а не поступлений в казну. Но казна в девяностые годы все-таки худо-бедно наполнялась. Что питало бюджет, и по каким установкам Кремля он распределялся Минфином? Кому-то из тех, чья жизнь зависела от бюджета, предписывалось околеть, на ком-то рекомендовалось не экономить?

В.П. Не исключено, что и президент Борис Ельцин, и иже с ним на самом деле верили, что путь в рынок очень скоро сбалансирует экономику и повысит уровень жизни большинства граждан. Благими ли намерениями они руководствовались — можно спорить. Но совершенно очевидно: государство и все, чье благополучие с ним связано, в ходе реформ осознанно приносились в жертву капиталу.

Курс на построение рынка любой ценой не только сломал систему управления в экономике, но и целиком поменял правила взаимоотношений государства и субъектов экономической деятельности. Поменял с превеликим ущербом для бюджета.