"ЗАВТРА". И последний вопрос. Всё то, о чем так аргументированно вы сейчас говорили, нам и многим нашим авторам ясно давно. Сейчас срочно требуется ударная смысловая программа действий РФ в этих условиях, нужны новые кадры на решающих финансово-экономических и идеологических направлениях. Как долго наше высшее политическое руководство будет стараться уходить от этих реальностей и пытаться решить качественно новые проблемы старыми методами?
М.Л. Это хороший вопрос, но ответа на него пока нет.
Беседу вёл Александр Нагорный
«ХОЛМ» — РОМАН-АПОКРИФ
По одной из трактовок, апокриф — это книга, сочиненная на опалубке другой, уже существующей; в ситуации, когда вроде как необязательный, добавочный, дополнительный бонус-текст предлагает читателю увидеть свершившиеся и уже изложенные кем-то факты в абсолютно ином фокусе зрения, обновленными, жадными, почти чужими глазами.
Свежий роман Александра Проханова "Холм" и есть такой апокриф. Это, может быть, и сокровенная, но отнюдь не скрытая книга. Роман рожден как живой и открытый художественный комментарий к недавнему событию: явлению на Псковской земле Священного Холма, что воздвигнут близ Старого Изборска. Представ сначала идейным вдохновителем и носителем замысла "духовного охолмления" Руси, Проханов выступил в своей привычной роли — художника и романиста. "Холм" — хроника собирания святынь псковских в одну магическую копилку, дабы воздвигнуть на осколках Вифлеемской звезды некий столп энергии, метафизический коллайдер, светоносный реактор Русского мира; не случайно фамилия главного персонажа — "альтер эго" автора — Коробейников. Его "короб" — фамильная скатерть, разрезанная на полотенца, — должен вобрать в себя частицы мощей мучеников и героев, счастливо рожденных, а затем усвоенных родной заповедной землей.
Фабула "Холма" — это недолгая история собирания писателем Коробейниковым невидимо светящихся изнутри горстей почвы; так алхимики Средневековья заключали в колбы неведомые вещества для получения волшебной амальгамы. Придуманная Прохановым Псковщина, — своего рода Фата-Моргана, Запределье, оно же Лукоморье, то есть чудесная страна, хранящая загадочные ингредиенты для сотворения Русского Чуда.
Молекулы мистики, и прежде щедро пронизывавшие романы Проханова, в "Холме" сливаются в целые животворные потоки, которые как бы "перфорируют" картинку повседневности, преображают обыденность здесь и сейчас. Герой передвигается в пространстве не сам по себе, а подчиняясь некой особой религиозной сверхзадаче, миссии: соединить века и народы всей русской истории. По пути он встречает ментов и проституток, юродивых и сумасшедших, подсказывающих собирателю частиц траекторию и смысл его вольного подвижничества. Движение Коробейникова провиденциально. Его, на первый взгляд, непредсказуемый маршрут начертан — вернее, высвечен — прямо на груди, и когда таинство рождения Холма наконец получает неоспоримый Знак воплощения, Коробейников оставляет мир, сливаясь с предками. Предначертание Судьбы исполнено:
"Русский летчик Николай Котляков, служивший в гарнизоне у Гдова, был поднят по тревоге в ночное небо. /…/ Пролетая над Старым Изборском, он обнаружил по курсу необычное свечение, белое зарево, внутри которого находился сгусток света, шар белого пламени. Хотел облететь, полагая, что это шаровая молния. Но светящийся шар пошел навстречу, угрожая столкновением. Летчик едва увернулся, пропуская объект над кабиной, успев разглядеть, как в лучистую сферу с земли прянула белая тень, слилась, и сфера стала чуть ярче. Умчалась прочь, оставив на крыльях самолета слюдяные блески, струящиеся потоки стекла".
На основе прохановского "Холма" можно написать крепко сбитый киносценарий мистического "роуд-муви", изобилующего яркими и даже эпатирующими зрителя эпизодами.
Роман начинается с кровавого побоища на "Марше несогласных", продолжается в студии телепрограммы "К барьеру", а затем перемещается на Псковщину, где, вместе с героем и при непосредственном его участии, мы становимся очевидцами: то заказного убийства псковского вице-губернатора, то магического сеанса "по воскрешению" Пушкина и его жены Натали в Святых Горах, то сцены зверской расправы местного населения с чужаками "кавказской национальности" — своего рода псковской Кондопоги ("Мужики, пошли чеченов бить!.. Сейчас разом всех выкинем!.. Оборзели!..").
Наряду с сотней вымышленных лиц перед читателем проходят старые знакомцы, десятки до боли знакомых по телевизору физиономий, не требующих особого представления: либеральный политик Немчинов (Немцов), телеведущий Соломонов (Соловьев), вдова трескучего и вредного пустозвона из Петербурга госпожа Парусова (Нарусова).