Читаем Газета Завтра 783 (47 2008) полностью

Для меня бесспорно то, что нужно верить в Россию. Но верить в Россию можно только историософски. "Мы попробуем любовью", - писал Тютчев, противопоставляя Бисмарку (с его "железом и кровью") НАШ историософский принцип симфонии, положенный в основу НАШЕЙ государственности. Нельзя верить в Россию и производить деисториософизацию. Нельзя верить в Россию и рекомендовать только критичность и трезвость (рацио).

НЕЛЬЗЯ сочетать в одном высказывании элементы, заряженные прямо противоположной смысловой энергией.

Да, Постмодернизм пренебрегает таким НЕЛЬЗЯ. Но за счет чего? За счет выхолащивания смысловой энергии вообще и соединения "освобожденных" от нее элементов по принципу так называемых склеек.

Склейте из кусков всего, что окажется под рукой, бутафорский меч… Пока вам надо этим мечом размахивать на представлении - что склеенный меч, что выкованный. А когда надо воевать? А ведь скоро будет так надо, что дальше некуда. И что тогда произойдет с постмодернистским мечом, склеенным из несочетаемых друг с другом осколков?

В Послании говорится: "Основу нашей политики должна составить идеология, в центре которой - человек".

Это впечатляло… Неискушенную публику в 1988 году. Теперь неискушенные Посланий не читают. Что же касается искушенных, то они подразделяются на тяготеющих к публицистике (мой российский "далекий собрат по разуму" А.Пионтковский, например) и тяготеющих к научному подходу (мои зарубежные "далекие собратья по разуму" из Сорбонны, Гарварда, Оксфорда и других мест).

Тяготеющие к публицистике, услышав об идеологии, в центре которой человек, скажут: "Все чукчи знают этого человека".

Тяготеющие к научному подходу тонко и деликатно улыбнутся. И промолчат. С их точки зрения (которую я, кстати, не разделяю), идеология умерла в 80-е годы ХХ века, и ей на смену пришла политическая антропология, которая доводит до предела человекоцентричность любого мировоззрения.

Но ведь и в идеологиях человекоцентричность наличествовала - с незапамятных времен до нашего времени. Коммунисты говорили: "Все во имя человека, все для блага человека". Но имели в виду определенного человека ("Ты же советский человек!" - кричит комиссар Мересьеву). Новый человек и новый гуманизм у коммунистов… Сверхчеловек и антигуманизм у фашистов… В центре любой идеологии - человек (чему б еще быть в центре-то?). Вопрос - какой именно?

КАКОЙ ЧЕЛОВЕК НАХОДИТСЯ В ОСНОВЕ ИДЕОЛОГИИ, К КОТОРОЙ АПЕЛЛИРУЕТ ПОСЛАНИЕ Д.МЕДВЕДЕВА? Это человек, чьи ценности несовместимы с потерей суверенитета? Это человек, чьи ценности совместимы с потерей суверенитета? Это ТАКОЙ человек, каковым его сделала личная сопричастность нашей истории? Или это ДРУГОЙ человек, каковым его делает продолжающаяся деисториософизация?

Вот строчки из стихов покидающего Россию Бродского:

"Вези меня по родине, такси.

Как будто бы я адрес забываю.

В умолкшие поля меня неси.

Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.

Как будто бы я адрес позабыл:

к окошку запотевшему приникну

и над рекой, которую любил,

я расплачусь, и лодочника крикну.

(Все кончено. Теперь я не спешу.

Езжай назад спокойно, ради Бога.

Я в небо погляжу и подышу

холодным ветром берега другого)".

Бродский - не Тютчев. Но и для него таксист, подвозящий к КПП, за которым - эмиграция, несет "в умолкшие поля" (в Аид). Бродский понимает, что ему предуготованы в эмиграции успех, признание, безопасность, комфорт. И - превращение в ДРУГОГО человека.

За то, чтобы не оказаться в "умолкших полях", а остаться на Родине, МОЖНО терпеть лишения и гибнуть. Это не значит, что ты ХОЧЕШЬ терпеть лишения и гибнуть. ХОЧЕШЬ ты, конечно же, преуспевать и жить. Но когда тебе предложат "ИЛИ-ИЛИ", и ты в сердце своем по-настоящему переживешь коллизию "умолкших полей" и лодочника, - то ты, возможно, выберешь Родину. А главное - ты тогда ТАКОЙ, а не ДРУГОЙ человек (к вопросу о том, что в центре идеологии, КАКОЙ человек).

Мой дед, и не он один, сделал свой выбор и погиб на Родине в 1937 году. А другие представители его класса сделали другой выбор. За что я их никоим образом не упрекаю. Но они, сделав другой историософский выбор, стали ДРУГИМИ. Не говорю - плохими. ДРУГИМИ. Как это видно по потомкам белоэмигрантов! И крестятся, и русский язык безупречен, и в русскую культуру влюблены… А уже ДРУГИЕ.

Кстати, у англичанина, преподающего русскую культуру в Оксфорде, со знанием нашего языка и нашей культуры тоже все в порядке. Может, и его назовем патриотом России?


ТУРБУЛЕНТНОСТЬ, о которой я предупреждал, уже налицо. Не за горами момент, когда небрежное отношение к историософскому, если оно не будет преодолено (хотя я на это преодоление продолжаю надеяться), подорвет союз власти со всеми, кто готов выстаивать, опираясь на ценности, несовместимые с потерей суверенитета, и на историософию, единственно порождающую такие ценности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Завтра (газета)

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

История / Образование и наука / Публицистика
Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука