Газета Завтра 793 (5 2009)

Речь идёт совсем о другом: о том, что вся социально-экономическая система современного Китая, экспортирующего свыше 80 тысяч наименований товаров, из них свыше 5 тысяч — продовольственных, оказывается объективно, вне и помимо их желаний, направленной на сбережение и умножение собственного народа. Потому что экспортируют по преимуществу потребительские товары, и если с ними что-то не так, это моментально скажется на всём Китае, сверху донизу. А у нас, извините, дело обстоит почему-то с точностью до наоборот. Нефть, газ, металлы и лес, составляющие основу нашего экспорта и, соответственно, валютного благополучия действующей власти, подделать не удастся, "добывает" их и торгует ими ничтожная часть населения РФ — хорошо, если 15 миллионов. И получает за это хорошие деньги, на которые можно купить себе и качественную еду, и эффективные лекарства. А остальные почти 130 миллионов оказываются, увы, "социальным балластом". Могут травиться, колоться, спиваться и всё такое прочее — на состоянии дел "наверху" это не скажется никак или скажется в самой малой мере.

И пусть коммунистические депутаты Госдумы заявляют, что на российском потребительском рынке в той или иной мере не соответствует стандартам 85% продовольственных товаров и 45% лекарств, что страну, вдобавок к собственным фальсификатам, буквально наводняет "гнилой" импорт, что коррумпированное сращивание власти и бизнеса в Центре и на местах ведёт к полному пренебрежению интересов подавляющего большинства россиян, — все эти слова давно никого не трогают и не вызывают никакой реакции.

Вот и растут в России цены на еду — хотя во всем остальном мире падают: надо же "отбивать" затраченное "бабло", которое обязательно победит зло?!

Кстати, вы знаете, почему действующий президент РФ выделяет дополнительно 29 млрд. рублей, т. е. три годовых бюджета, Республике Ингушетия, а не, скажем, депрессивной и дотационной Псковской области? Нет, я согласен, что "пряников сладких всегда не хватает на всех". И та же Псковская область тоже получает трансферты из федерального Центра. Но почему-то у нас принцип "всем сёстрам по серьгам" действует очень специфически: одним — позолота со стекляшками, другим — золото с бриллиантами. Потому что псковичи, в отличие от ингушей, не объединены в тейпы и не устраивают партизанскую борьбу против местной "властной вертикали", или есть какие-то иные, более серьёзные и глубокие причины?

Иван Миронов ЗАМУРОВАННЫЕ

Мы начинаем публикацию глав из новой книги, написанной одним из самых известных "политзаключенных" современной России. О том, как молодой учёный-историк стал узником "Лефортово", с какими людьми и ситуациями ему пришлось столкнуться за тюремной решёткой, почему возбуждённое против него дело, несмотря на освобождение, очень далеко от "хэппи-энда" — обо всём этом и о многом другом вы можете узнать в нашей газете непосредственно от "первого лица" — от самого Ивана Миронова.

БОЛЕВОЙ ПРИЁМ

Если утро затянулось до обеда, то день безнадежно пропал.

11 декабря шестого года, в понедельник, полпервого дня я сидел на кухне на улице Дмитрия Ульянова, обретаясь в тяжелом настроении от позднего подъема, раздраженно посматривая на часы, светящиеся на электронном табло плиты. Черный циферблат размеренно выплевывал ядовито-красные цифры, безвозвратно съедая понедельник.

— Какие планы? — Наташка разлила источающий ароматную горечь кофе в тонкий фарфор.

— В институт надо отскочить. Передать завкафу окончательный вариант диссертации и обратно. За пару часов уложусь.

— Когда защищаться планируешь?

— По весне защититься, по осени жениться.

— Ха, — Наташка, сверкнув тонкими запястьями, распечатала пачку "Вог". — И всё это, будучи в федеральном розыске?

— Чушь. Какой розыск?! Ты же дело видела! Перед законом я чист, да и офицеров не сегодня-завтра оправдают. Вначале хотели жути поднагнать, на показания давануть…

Я подошел к окну, с одиннадцатого этажа отыскав слившуюся с асфальтом свою машину, припаркованную на стоянке, занимавшей почти всю территорию двора-колодца.

"Надо бы помыть", — мелькнула обрывочная мысль в не до конца проснувшемся сознании.

— Купи что-нибудь на ужин, — напомнила Наташа. — Кстати, как будем Новый год встречать?

Этот вопрос за два дня звучал уже раз пятый.

— Как скажешь, Наташенька, — попробовал я отмахнуться. — Кстати, я же вчера ухи наварил. Будешь?

Накануне, в воскресенье, я накупил на рынке рыбной всячины, за полночь провозившись с ушицей. Всё честь по чести: с процеживанием бульона и обязательной рюмкой водки, щедро опрокинутой в кастрюлю. Ночью сняв пробу, я оставил блюдо на завтра в предвкушении чревоугодных радостей.

— Собрался её сейчас есть? — искренне удивилась Наташа.

— Сейчас.

Наташка, недовольно фыркнув, ушла из кухни.

Уха действительно получилась настоящей. Бульон переливался перламутровой мозаикой, разряженной малахитовыми искорками укропа. А вкус! До сих пор кажется, что ничего не ел вкуснее той ухи.

Оделся, взял телефоны, бумаги, сунул в карман травмат, проверил документы на машину.