Газета Завтра 798 (62 2009)

"Загадочная история Бенджамина Баттона" (The Curious Case of Benjamin Button, США, 2008, режиссёр — Дэвид Финчер, в ролях: Брэд Питт, Кейт Бланшетт, Тараджи Хенсон, Джулия Ормонд, Махершалалхазбаз Али, Джаред Харрис, Тильда Суинтон).

Откуда вообще взялась эта напасть, что за новая мода такая: загонять титры фильма (включая его название) в самый конец? Если раньше, сразу после брачного крика льва Лео, на экране под бравурную музыку витиеватые вензеля чертили "Кларк Гейбл" (или "Джон Уэйн", или "Ава Гарднер"), то публика уже знала себя причастной к ритуалу. Ныне, если сидишь в кино, то, презрев поп-корн, ёрзаешь на кресле до самого занавеса; если смотришь новинку дома, то сразу лихорадочно перематываешь её к финалу, не в силах понять: кто же — поимённо! — сотворил такое с прежде любимой "десятой музой"? Всё это на первый взгляд не имеет отношения к новой работе Финчера.

Небольшое перемещение во времени.

В день окончания Первой мировой в семье Тома Баттона рождается старичок: весь сморщенный, наполовину парализованный. Разочарованный родитель вышвыривает свёрток с уродцем на улицу, где его подбирают сердобольные негры. Согбенный старый мальчик (old boy?) растёт в их семье, постепенно крепнет, встаёт на ноги, молодеет день ото дня и мало-помалу начинает орудовать, как новый. Существование "вспять" неловким образом напоминает тривиальную жизнь "морального большинства": Бенджамина ожидает и первая в жизни выпивка, и потеря невинности, и устройство на работу (что в годы Депрессии архиважно!), корабли и моря, и служба в войсках, и заново обретённый отец, и любовь к танцовщице балетной труппы, угасающая по мере её старения и впадения Бенджамина в детство. Была у меня подруга, которая, когда была мала, слыхом не слыхав о Фицджеральде, полагала, что все люди живут, как Баттон. Впоследствии она впала в этический релятивизм, что не кончилось добром, как и история горемыки Вениамина.

Опять временной скачок.

Фантастика никогда не была для Фрэнсиса Скотта Фицджеральда родным жанром; в океане чистого вымысла его плавники двигались не столь величаво. Ряд новелл, ныне почитаемых за классику ("Алмаз величиной с отель "Риц", например), публиковался в еженедельниках "для отдыха" и писался, чего уж греха таить, ради заработка. Так же прагматично ФСФ подходил и к презренному ярму Голливуда. Конечно, мастерство не пропьёшь, и там, где иной, вдохновенный и пылкий, лишь пополнил бы залежи макулатуры, трезвая — ой уж? — коммерческая хватка Скотта рождала шедевры. Самого же писателя больше манили грустные сказки "века джаза", эпохи, где гедонизм заменил утраченные иллюзии. Смерть Фицджеральда захлопнула ставни этой эры. А гибель Натаниэля Уэста, разбившегося в день предания тела Скотта земле, и вовсе заперла саму память о "веке джаза" на висячий замок снаружи. Всех пережил гораздо менее даровитый Хемингуэй, по желчному определению Набокова — "Гемингвей, современный Майн Рид". В 60-е годы любой советский житель, мнящий себя интеллектуалом, обязан был держать дома на видном месте портрет бородатого дядьки. Скотта Фицджеральда знали меньше, он был для истинных понимателей.

Именно тогда культовое издательство "Мир" издало сборник "Гости страны Фантазии", где познакомило читателей с нетипичными раритетами Джека Лондона, Ивэна Хантера (он же — Эд Макбейн) и даже — понятие "магический реализм" тогда было совсем не в ходу — Дино Буццати. Из этой подборки, взорвавшей рейтинги книгообменов, мы впервые и узнали о судьбе Бенджамина Баттона, персоны, столь же известной на Западе, как и Рип Ван Винкль. И из этого-то коротенького куска прозы Дэвид Финчер, неплохой режиссёр, известный прежде всего важным для адептов жанра триллером "Семь" и "Бойцовским клубом", мигом заменившим молодёжи давно издохшую "контркультуру", соткал киногобелен размером с индийский боевик средней длины. И это тоже не кончилось добром.