"К власти (в России. -
Г.С. ) пришла мудрая команда во главе с невзрачным на первый взгляд человеком. Он оказался великим либералом и психотерапевтом. На протяжении полутора десятка лет, непрерывно говоря о возрождении империи, этот тихий труженик распада практически делал всё, чтобы труп благополучно завалился", - это из письма британского гомосексуального путешественника в Московию. Просто политическая программа на завтра, а не роман.А вот князь рязанский беседует во время лосиной охоты с графом московским: " Ежели говорить серьезно, у меня претензий больше не к немцам и жидам, а к русским. Нет на свете народа, более равнодушного к своей жизни. Ежели это национальная черта - такой народ сочувствия не заслуживает", а уж "Рязанское царство, конечно, поприличней Уральской Республики".
Зато Кельн освободили, наконец-то, от талибов. "Все мы помним: казни, пытки, телесные наказания, запрет алкоголя, кино, театра, унижение женщин, депрессия, гнетущая атмосфера, инфляция, коллапс, война"
Про "теллур" как сверхценность очередного "нового прекрасного мира" здесь ничего сказано не будет, поскольку должна же к чему-то крепиться вся эта мозаика из новелл в духе сервантесовского "дон Кихота". Но у классика мировой литературы в образе странствующего "рыцаря Печального Образа" была воплощена хотя бы идея разрыва между идеалом и реальностью, ставшая основой всего европейского прогресса XVI-XX веков. А у Сорокина "гвоздь, на который он повесил" свой новый роман, сделан из металла, души не имеющего, а посыл "всё - дерьмо" как-то не блещет новизной, и выкапывать из него многие (талант же, и немалый!) словесно-жемчужные зерна типа "подмосквичей" или "Чтобы любили!" оставлю нередким ценителям такого прекрасного.
Но всё-таки в конце этой достаточно спонтанной рецензии вынужден признать правоту Владимира Бондаренко насчет эволюции и трансформации Владимира Сорокина как писателя. У которого после "Теллурии" остается выбор совсем небольшой, в режиме "или-или". Или пойти по новому кругу постмодернизма, где нет никаких ценностей и ориентиров, помимо авторского "Я". Или перестать играть в эти игры и признаться - хотя бы самому себе - что были, есть и будут люди помимо Владимира Сорокина, что наша жизнь ценна не только и не столько сама по себе (будь ты трижды гений), сколько по отношению к другим людям. Только это и важно, и значимо, и плодотворно. Хватит разыгрывать из себя неделимый индивидуум (прошу прощения у читателей за этот масляный олеум) - в конце концов, "не был, был, не будет никогда" - и хотя бы попытаться возлюбить своего ближнего как самого себя. Думается почему-то, что те, кто писал Евангелие, были не глупее тех, кто создавал "Почтальона", и уж явно не глупее того, кто написал "Норму" и "Теллурию".
Музон
Андрей Смирнов
20 февраля 2014 0
Культура
УНДЕРВУД. "Женщины и дети" ("Союз")
Седьмой альбом симпатичной формации, что некогда родилась в Крыму, а ныне успешно олицетворяет (а во многом оправдывает) инди-поп-сцену России. И это третье появление "ундервудов" на страницах "Завтра" - после альбомов "Все, кого ты так сильно любил" и "Бабл-гам".
Пластинка "Бабл-гам", словно отдавая дань названию, была больше открыта публике, ориентирована на медиа-признание. "Женщины и дети" скорее продолжение установок "Все, кого ты так сильно любил" - меньше попса, больше личностного подхода, внутренних мотивов, разнородности и эксперимента по части музыки. Много мужской подоплёки, пришедшей в новую точку своего развития.
"Это альбом - перемещение из возраста в возраст. Из юности во взрослость. Ряд песен посвящены движению, путешествиям, упоминаются известные места на земле. А женщины и дети - это те, от кого далеко не убежишь. В этом парадокс и сила внутреннего измерения взрослого мужчины", - Максим Кучеренко (интервью порталу Muzalbom.ru). А подобное изменение парадигмы - неизбежно влечёт новые интересы, образы, язык
Да,"ундервуды" - по-прежнему солнечные герои-любовники, жизнерадостные путешественники, добродушные клоуны. А "Женщины и дети" - полноценное представление о двенадцати главах, с сюжетом, завязкой, кульминацией и финалом, за которым вдохновенное многоточие. В ходу "фирменные" - страсти, комедия жизни, романтизм, смех, модернистская вольница сказочных, художественных и рок-н-ролльных героев и мест. Жуковский, Сент-Экзюпери, Ницще, "Судьба резидента", Майк Науменко. Какие-то пассажи словно сошли со страниц классических произведений, а из наших современников вполне органичен в мире "ундервудов" Лимонов - и как литературный джентльмен, и как едкий социолог.
И стилистически большое разнообразие. Музыкантам явно интересно выжимать из песенного жанра по максимуму, обращаясь порой к взаимоисключающим формам - от почти русско-роковой поэтики до джаза, от регги до бард-рока, от арт-рока до эстрады. А ироническое здесь вывернуто во все стороны - и самоирония, и серьёзное, очень серьёзное, переданное с неподражаемой обаятельной улыбкой.