Газета Завтра 841 (105 2009)

Терпеть не могу слова "тусовка", "элита", "электорат". Считаю это оскорбительным. Никакой элиты у нас нет. "Элита" — это скотоводческое слово. Называть народ "электоратом" совершенно неприлично. Называть соотечественников "налогоплательщиками" — это чёрт знает что! А ведь с этим сталкиваешься на каждом шагу в высказываниях "лиц средней ответственности".

"В античности музыка была неразрывно связана и с философией, и с первой сигнальной системой человека, с его обычаями и моралью. Ныне эта связь нарушена, даже порвана. Для серьезного музыканта моральный критерий остается нерушимым. Я бы сформулировал его так: непротивление добру, возможная помощь слабому, угнетаемому добру — и бесстрашное противление злу, особенно же злой силе, опасному большинству, его давлению".

Что же касается музыкальных вкусов общества, то они оставляют желать лучшего. Тут никак нельзя говорить, что у бедных людей плохие вкусы, а у богатых хорошие. Я бы сказал, что всё обстоит наоборот. Плохие вкусы прежде всего у мнимой "элиты", у богатеньких, влиятельных, близких к власти, у шоу-бизнеса, который разросся непомерно. Когда-то тех, кто работал в жанрах массовой культуры, добродушно называли "халтурщиками". Сейчас их зовут "звёздами". Их бесконечно много и у них бесконечно много денег, поэтому все афиши города завешаны их портретами, из каждого динамика исторгается их машинный продукт, что угнетает психику окружающих. Между тем вы с трудом увидите фотографию какого-нибудь крупного композитора или дирижёра.

"ЗАВТРА". Когда шёл к вам, на углу Невского и Мойки увидел анонс концерта Валерия Гергиева с портретом дирижёра Мариинского театра...

С.С. Гергиев как раз пользуется статусом "звезды". Он во многом ориентируется на шоу-бизнес и связь с "тусовкой". Не моё дело — оценивать политику дирижёров, но Евгений Александрович Мравинский был далеко не таков. Он иногда месяцами, а когда и годами вынашивал в тиши кабинета трактовку какой-нибудь симфонии Александра Константиновича Глазунова. Я был с Мравинским в хороших отношениях, как-то мы даже жили на одной даче в Усть-Нарве, он занимал скромненькую, малюсенькую комнатку, как и я. Обедали мы вместе, и он каждый раз приходил на обед с партитурой Глазунова и говорил, например: "Я сегодня в третьей части нашёл ранее не выявленные мелодические обороты у флейты и гобоя, которые хочу подчеркнуть". Сейчас другое время, другие нравы.

"ЗАВТРА". Последние полтора десятилетия вы сотрудничаете с дирижёром Владиславом Чернушенко, которого широкая публика знает мало — он великий мастер, а не "звезда". Вас сближают общие убеждения?

С.С. Нас сближает огромная любовь к русской музыке, на которой мы оба воспитаны, и то, что я когда-то был его педагогом. Смешно сказать, ведь мы почти сверстники! Но он поздно пришёл на дирижёрский факультет, закончив сперва хоровой. И он учился у меня анализу гармонических стилей. Фактически это был курс истории музыки. Особо выделялась русская традиция, ибо я сам воспитан на Глинке, Бородине, Мусоргском, Чайковском, Римском-Корсакове, Стравинском, Прокофьеве и этим горжусь, честно говоря. При этом обожаю Баха, Моцарта, Шумана, Брамса, Малера — у меня есть определённые предпочтения и в зарубежной музыке.

С Владиславом Александровичем уже в его студенческие годы я творчески сблизился. Пригласил его с тогда ещё самодеятельным хором озвучить фильм "Перед судом истории", где знаменитый монархист Василий Шульгин сам рассказывал об эпохе крушения империи, причём не просто как свидетель, но и один из героев событий. Он спорил с представителем официозной власти и побеждал его, поэтому фильм на широкий экран не выпустили.

А дальше Чернушенко по собственной инициативе на выпускной экзамен взял мою Первую симфонию. Экзамен прошёл успешно, и он поступил в аспирантуру. Это огромная редкость. Дирижёры не рискуют выступать в важных для себя концертах с современной музыкой, предпочитая играть одни и те же заезженные сочинения.