Газета Завтра 842 (1 2010)

     И вот что важно: борьба против фальсификации истории — это не борьба за нашу версию истории, а борьба за историческую правду. И когда сейчас люди в Интернете, вдохновлённые посылом, идущим от власти, что, мол, давайте бороться за Историю — заявляют, что сталинских репрессий не было вообще — это так же гнусно, как и заявление, что Сталин маньяк и собственноручно истребил несколько миллионов человек.

     Это точно такая же фальсификация, а то, что она якобы в нашу сторону... Так вот, она не в нашу сторону — как говорил наш коллега Алексей Исаев: "Пуля, пущенная в прошлое, обернётся снарядом из будущего".

      А.Д. По нам это очень сильно ударит, если мы пойдём по пути такого отрицания, по пути "фальсификаций за нас", и результат будет даже хуже, чем если бы вообще ничего не делалось в этом направлении.

     Мы должны хотя бы примерно представлять, что у нас была за история. Как Андропов говорил: "Мы не знаем общества, в котором живём". Теперь можно сказать, что мы не знаем истории, которая у нас была. Дело в том, что по ключевым моментам: по сталинским репрессиям, по ВОВ, по коллаборационистам, — по всем болезненным точкам мы вполне можем сформулировать, что это было, как это было. Всё может уточняться, но основной момент будет уже сформулирован. К сожалению, сейчас этого нет.

     Я вижу попытку создания новой многотомной истории Великой Отечественной войны, решение о создании которой было принято в мае 2008 года, — это был чуть ли не последний путинский указ в качестве президента, указ о создании редакционной комиссии и о подготовке нового издания. В принципе, это было достаточно грамотное решение по своему содержанию: сформулировать основные концепты по этой проблеме на современном научном уровне.

     Тем более, что к этому был подвёрстан первый указ Сердюкова в роли министра обороны. Может быть, у военных к нему есть какие-то обоснованные претензии, но вот историки скажут ему спасибо за то, что он приказал открыть все документы Великой Отечественной войны в Центральном архиве Министерства обороны. Здесь секретов не осталось.

      "ЗАВТРА". Если бы вместо Александра Матросова и Зои Космодемьянской нам навязывали в герои предателя Власова и садиста Каминского какие-нибудь вражьи радиоголоса, это можно было бы хотя бы понять — на войне как на войне. Но ведь этим грешат наши соотечественники...

     А.Б. Тут есть один очень важный для понимания вопроса момент. Все эти игры вокруг истории, весь этот национал-либеральный "власовский" дискурс, все эти "могучие мыслители" типа Верёвкина были бы просто ничем, не имей они крепкого тыла в лице людей, получивших образование, научные степени и материальное положение в Советском Союзе. А вот за что все эти люди так обижены на СССР, непонятно. За что, например, заместитель директора Института российской истории Владимир Лавров так обижен на государство, которое дало ему докторскую степень, что он сейчас призывает к забвению всех 70 лет его истории? Я не знаю.

      "ЗАВТРА". Как выясняется по прошествии лет из мемуаров и интервью многих творческих и научных работников, они долгие годы, не покладая рук, тайно боролись с коммунизмом. Не гнушаясь, впрочем, получать Государственные премии, лауреатства, должности, звания и привилегии от «кровавого режима»... Видимо, это тот же случай...

     А.б. Да, видимо, так и есть. Можно ещё вспомнить пламенного борца Афанасьева, который героически боролся с коммунизмом, редактируя журнал «Коммунист», то есть входя в самые высшие слои советской номенклатуры.

     А если говорить серъёзно, то дискурс второй гражданской, прославляющий предательство, он не мог возникнуть нигде, кроме этой самой среды по чисто психологическим причинам.

      А.Д. Правильно. Концепт прославления предателей формируется теми, кто в своё время совершил подобное предательство. Кто получал от советской власти звания, степени, должности и так далее — а потом советской власти изменил. Естественно, чтобы как-то оправдаться, хотя бы в своих собственных глазах, они готовы оправдывать подобное своему предательство.

     Есть ещё один момент, помимо психологического, момент более прагматичный.