Газета Завтра 844 (108 2010)

     — Брали. А вы знаете, что мы революцию делали с помощью оружия? Оружие — наш друг. А друга знать нужно. А вы оружие не знаете, потому видите, что получилось. Сейчас его надо ремонтировать, тужурку надо зашивать. ( То, что рука процарапана, не сказал.) А всё потому, что вы не знаете оружия. Пойдите к Ефимову (Сергею Александровичу, коменданту дачи), скажите, чтобы он вам показал, научил обращаться со всем оружием, которое здесь есть.

     Оружие там было разнообразное и в нужном количестве. По этому поводу мы неделю в школу не ездили. Стреляли, разбирали, собирали. А карабин бьёт очень сильно, так мы ссадили себе плечи. Через неделю Сталин приехал. Мы сказали, что знаем, как пользоваться всем оружием. Мы умеем разбирать, собирать и стрелять. Он говорит: "Вот теперь оружие — и ваш друг. А друзья друзей между собой — тоже друзья. Значит, все мы теперь друзья".

      "ЗАВТРА". А что получилось-то?

     А.С. Мы вставляли патроны, а когда подъехал Сталин — побежали встретить. Хотели встретить. Уважение к нему было сверх всякого, сверх мыслимого. А он ружье взял, не зная, что мы патроны вставили, а вынуть не успели. Он взял со стены ружье, задел курки — вот и получилось — в руку.

     Когда были созданы военные школы, мы с Василием пошли туда учиться, потому что с детства мечтали стать военными. В нашем школьном здании не было ни спортзала, ни стрелкового тира. Для военной школы такое помещение было неудачным. В жизни школы тогда большое серьёзное значение имела комсомольская организация. У нас был очень хороший комсорг в ЦК комсомола — Валера Цыганов. Ему было тогда 28 лет. У него было три заместителя: Василий Сталин из 9-го класса, Серафим Блохин тоже из 9-го, и я из 10-го класса. По инициативе именно заместителей, а не секретаря, было решено, что нам нужно другое здание спецшколы: должен быть спортзал, место для стрелкового тира и военные кабинеты. И мы решили идти к наркому просвещения Чуркину. Кто пойдёт? Комсоргу ЦК вроде ни к чему: он человек взрослый, а инициатива исходит от нас, школьников. Решили, что пойдём мы, заместители. Василий говорит: "Мне нельзя — фамилия. Если я приду, скажут, что это директива сверху. И если отец узнает, не похвалит, что с его фамилией пришли к наркому с какими-то требованиями или просьбами". В итоге пошли Серафим Блохин, я и взяли Тимура Фрунзе, он в 8-м классе учился. Пришли к наркому, добились приёма. Тогда это было не так сложно. Стали вести разговор о том, что с другой стороны зоологического сада есть здание, выходящее на Грузинскую улицу. Оно военной школе вполне соответствует. А школа, которая там находится, может переехать в наше здание: по наполняемости, по количеству учеников это здание вполне подойдёт. Нарком стал говорить: это невозможно. Мы сказали: если вам это кажется невозможным, если вы не понимаете, какое здание необходимо военной школе, где готовят будущих командиров Красной Армии, тогда мы пойдём к Ворошилову, он-то должен понимать, какое здание нам нужно. Это не наша прихоть, а необходимость серьёзной подготовки будущих военных... Короче говоря, во втором полугодии наша вторая артиллерийская спецшкола (тогда она ещё называлась 118-я средняя школа) занималась в прекрасном школьном здании, где было всё необходимое для подготовки командиров.

     Кстати, Василий мне говорил, что отец ему сказал, что, мол, в нашей семье уже есть один артиллерист, и для одной семьи это достаточно. Ведь старший сын Яков учился в артиллерийской академии. Хотя Василий, как и многие мальчишки и юноши той поры, мечтал стать лётчиком, но когда спецшколы были объявлены артиллерийскими и прозвучал лозунг "Молодёжь — в артиллерию", собирался последовать этому призыву. Он, что бы о нём сейчас ни говорили, был человеком дисциплинированным, обязательным, прежде всего думающим о деле. Был большим и настоящим патриотом страны. И если сказано — он будет делать не так, как хочет, а как необходимо стране. Но отец считал, что если два его сына будут артиллеристами, то это будет выделением артиллерии и своеобразный перекос может получиться. Сталин всё продумывал, и понимал, что таким образом нельзя выделять один род войск. Поэтому Василий и пошел в летное училище, как мечтал.

     Василий с детства не терпел слова "боюсь". Единственное, чего он боялся, —огорчить отца. Хотя случалось это у него неоднократно. Отца он почитал за божество. Но не как идола: он понимал его масштаб, его значение.

     Талантливейший человек — Василий. К себе относился очень жестоко. Чрезвычайно терпелив был. Даже профессор Очкин, который ещё до войны делал ему операцию на аппендицит, ногу позже оперировал, говорил: "До чего же терпелив человек!"

      "ЗАВТРА". А вообще, на Василия работала его фамилия?