Газета Завтра 863 (22 2010)

      "ЗАВТРА". Вы возглавили Капеллу в 70-е. Тогда почему-то можно было исполнять западные литургические песнопения (то есть католические и протестантские), а православные — не приветствовались. А тут сразу же стали петь русскую духовную музыку. Как вам это удавалось, что пришлось преодолевать, ощущали ли вы себя уже тогда православным деятелем?

     В.Ч. Забавно, что в советское время в основе запрета на исполнение церковных песнопений лежал Указ Священного Синода от 30.06 1853 г. № 7110: "…в публичных концертах не смешивать духовной музыки с музыкою светскою… оперною и другою, и посему:

     1. концерты разделить на два рода: духовные и светские;

     2. концерты светские дозволять на основании существующих постановлений, без смешения, как вышесказано, светской музыки с музыкою духовной;

     3. духовных концертов в театрах не давать;

     4. в концертах духовных не петь псалмов и молитв, в православном богослужении употребляемых, а только других вероисповеданий, но и то отнюдь не в русском переводе…" (И.Л. Чиж. Церковно-гражданские постановления о церковном пении.)

     Поэтому свободно исполнялись западные мессы, реквиемы, пассионы на латыни, немецком и других языках, а М.Г. Климов — выдающийся руководитель Капеллы, сохранивший хор в сложнейший период революционного перелома, — менял на латынь русские церковные тексты, чтобы сохранить возможность их исполнения. Образцы такого "творчества" хранятся в нашей библиотеке.

     Преодолевать? Да, пришлось. Но в большей степени — круговое неведение в идеологических инстанциях сути проблемы. Практически многие годы действовал необсуждаемый закон, выразительно однажды сформулированный в трёх словах М.С. Горбачёвым: "Наложили табу на вето". Нельзя — и всё, а почему — обсуждению не подлежит. Исполнение "Всенощной" Рахманинова я выхаживал 7 лет. Но когда оно состоялось, я осознал, что это совсем не долго, ибо стереотипы сознания изменяются крайне медленно.

     Однако важнее другое. Если бы на всех этажах партийной и советской власти Ленинграда и страны не было людей, не хуже меня понимавших важность сохранения этого великого наследия отечественной культуры и возвращения его в жизнь народа, бравших на себя серьёзную ответственность и способствовавших этому процессу, я и шагу бы не ступил. От Дзержинского райкома партии до заведующего сектором музыки ЦК КПСС — мне была оказана поддержка и защита. Грех сказать иное.

     Православный деятель — это, как я понимаю, статус духовного лица. Моя работа — просто выполнение профессионального и гражданского долга.

      "ЗАВТРА". Я был потрясён вашим мастерством, услышав в 1990 году "Всенощное бдение" С.В. Рахманинова. Можно ли назвать это сочинение вашим любимым? Как менялась его трактовка с годами?

     В.Ч. Мне кажется, у любого художника любимым становится то, над чем он в данный момент работает. Если он не поглощён целиком этой работой, хорошего результата не будет. Уже три десятка лет мы поём "Всенощную" и каждый раз, как впервые. Это, безусловно, одно из величайших созданий мировой музыки. Но за тридцать лет и хор изменился, и я не стал моложе, да и нельзя дважды войти в одну и ту же реку.

      "ЗАВТРА". Другим вашим исполнительским шедевром музыканты единогласно считают свиридовские хоровые циклы. Считаете ли вы "Песнопения и молитвы" Г.В. Свиридова музыкой, конгениальной вершинам русской и мировой классики?

     В.Ч. Для меня вся музыка Свиридова — озвученный лик России, в котором отражена вся драматическая судьба русского народа от древних времён до нашего сегодня. "Песнопения и молитвы", глубокое моё убеждение, — это вторая вершина, возникшая рядом со "Всенощной" Рахманинова в горной гряде мировой музыки.

      "ЗАВТРА". Почему в вашем кабинете стоят два скульптурных бюста Свиридова — гипсовый и бронзовый?

     В.Ч. Гипсовый случайно может разбиться, бронзовый — нет. Но главное: я каждый день мысленно общаюсь с двумя великими художниками, одарившими меня своей дружбой, — Георгием Васильевичем Свиридовым и Михаилом Константиновичем Аникушиным, автором бюста.