Читаем Газета Завтра 879 (38 2010) полностью

Газета Завтра 879 (38 2010)

З.П. Если Леонова экранизировать, актуальным станет всё. Потому что безупречно сделанные вещи актуальны во все времена. "Необыкновенные рассказы о мужиках", повести "Петушихинский пролом", "Белая ночь", "Провинциальные рассказы", "Саранча", "Evgenia Ivanovna", романы "Вор" и "Дорога на Океан" сделаны безупречно. На таком стилистическом уровне не писали в XIX веке и почти не пишут до сих пор. А про "Пирамиду" я вообще молчу... Её стоило бы ещё раз отредактировать, конечно, и я ищу издателей для того, чтоб они готовы были опубликовать почищенный текст (я взялся бы организовать работу над редактированием "Пирамиды" совершенно бесплатно), — но даже в нынешнем состоянии "Пирамида" — это нечеловечески мощная работа, мучительно интересный текст.

А.Р. Твои прогнозы: будет ли Леонов прочитан нашими современниками? Или его время ушло/не пришло?

З.П. Нет, он ещё не прочитан, и это очевидно. Я могу назвать всего несколько человек, которые знают и понимают Леонова: Дмитрий Быков, Олег Кашин, Алексей Коровашко, ещё пять, шесть, семь читателей. Остальные представители литературной, так сказать, общественности сплошь и рядом кривят лица: ну, Леонов... ну, не знаю... Время его придёт ещё — хочется в это верить. По крайней мере, я точно поработаю на это.

А.Р. Какие его книги могли бы быть написаны в наши годы?

З.П. Все его книги могли быть написаны и в наши дни, кроме нескольких пьес и "Русского леса". Это самый ангажированный его роман.

А.Р. Мог бы ты его ощущать нашим современником? О чём бы спросил, если б пришлось побеседовать?

З.П. Леонов для меня такой же современник, как Диоген или Аввакум. Хотя с ним как раз я вполне мог побеседовать — в 1993 году мне было 18 лет, и "Пирамиду" я купил, когда Леонов ещё был жив. И уже тогда, читая первую главу "Пирамиды", я с восхищением сказал себе, что такой насыщенной, вкусной прозы на русском языке ещё не читал. Но вообще я вряд ли стал бы отнимать у него время на разговоры даже сейчас. Он скрытный был, одно и то же говорил из года в год. И мне сказал бы то же самое, что и десяткам других своих знакомых. Мне интереснее с его текстами работать — там сказано в сто раз больше, чем он мог бы мне сказать в состоянии самого задушевного алкогольного опьянения. А он и не пил к тому же.

А.Р. Как считаешь, если бы Леонид Леонов, будь он жив, сейчас засел за роман, какую бы он тему взял?

З.П. Он ещё лет 25 правил бы "Пирамиду". Большей темы, чем взята там, и быть не может.

А.Р. Стал бы он сегодня писателем, приближённым к власти?

З.П. Да ну, ерунда. И сегодняшней власти никакие писатели не нужны, и у Леонова был, знаете, хороший вкус. В 30-е, 40-е, 50-е понимал, что имеет дело с Историей, — там было страшно, порой омерзительно, но зачастую жутко интересно жить. А уже с конца 60-х, потом в 70-е он начал испытывать глубочайшую тоску от всего. Он же вышел из состава Верховного Совета — такие вещи тогда мало себе кто позволял. Леонов — это не Сергей Михалков, у него другие задачи были. В 90-е он, по сути, уже брезговал властью, не желал иметь с ней ничего общего. С чего бы ему было поменять своё мнение в "нулевые"?

А.Р. После написания биографии остались ли для тебя в Леонове какие-либо тайны?

З.П. Если я возьмусь перечитывать его тексты заново, я наверняка обнаружу ещё десяток удивительных, тайных тропок и перепутий в его текстах. И опять испытаю чувство восхищения и благодарности к нему.

А.Р. Когда я весной гулял по питерской книжной ярмарке, продавец у стенда издательства назвал твою книгу главным претендентом на премию "Большая книга". Но вот она не попала в шорт-лист... Как ты сам определяешь место в современной литературе той биографии, которую ты написал?

З.П. Да мне всё равно, я получил уже тележку премий, и некоторые из них я очень ценю. Но вообще — одной меньше, одной больше... Почему я не попал в шорт-лист "Большой книги", я знаю, но кричать об этом на каждом углу не буду.

В данной ситуации меня судьба книг Леонида Леонова куда больше волнует. Я хочу, чтоб его переиздали и прочитали. Премия могла бы этому помочь. Не помогла. Значит, будем искать другие пути. Жизнь длинная, придумаем что-нибудь.