Газета Завтра 883 (42 2010)

     "В замкнутом круге" оккупационного режима, который утвердился у нас после 1991 года и до сих пор еще в ряде позиций не преодолен, бороться за социальную справедливость по-настоящему, защищать братьев-сербов по-настоящему, утверждать чистую украинско-российскую дружбу по-настоящему — еще и сейчас для украинского поэта и мыслителя — задачи нелегкие, а то и опасные.

     "Свидетель и судья — поэт" все еще здесь "в роковом пространстве":

     "В него же первого — и недруг,

      И друг направит свой заряд".

     Но:

     "Когда утихнет поле брани,

     Словам сквозь ужас предстоит

     Увидеть, как на той же грани

     Поэт у знамени стоит..."

     А иначе честный, неподкупный, стойкий человек и не может. Ведь по-прежнему "трубит Трубеж", по-прежнему не позволяют народы разрушать могилы воина-москвича под Харьковом и воина-киевлянина в Орле. И ведь по-прежнему еще правят вожди "такие, что беда", и по-прежнему "гуляет панство", по-прежнему нужно противостоять грабителям народа, торговцам святынями. И не только на украинской земле, не только на Андреевском спуске в Киеве…

     Борис Олейник живет действительностью, своим временем. И вся его философия — во имя Времени, очищенного от "переодеванья душ", без "пятой колонны", без загребущих "третьих". Времени — с проснувшимися наконец-то душами, добром, "сурмами совести" (сурмы — призывные трубы — Е.Л.), с молитвой за светлый грядущий день…

     Таким и стоит он на грешной и праведной земле, "чистый перед совестью, потомками, планетой". И еще скажет не одно мудрое и большое свое слово. Слово человека, не поступающегося чистыми и благородными принципами, слово Борца и Поэта.

      г. Киев

      Редакции газет «Завтра» и «День литературы» братски приветствуют мастера украинского слова, классика современной поэзии Бориса Ильича Олейника, желают ему долголетнего вдохновения и публикуют несколько стихотворений нашего давнего и любимого друга и автора.

Борис Олейник «В ЗЕМНУЮ ОСЬ КОРНЯМИ ВПЛЕТЕНЫ...»

ЕВРОПЕ

     Мы жили здесь едва ль не до потопа.

     В земную ось корнями вплетены.

     И перед тем, как нас учить, Европа,

     Ты на себя взгляни со стороны.

     Хоть ты зовешь нас хутором надменно,

     На ту издевку мы не держим зла.

     Ведь мы белили Хаты нашей стены,

     Когда ещё в пещерах ты жила.

     Жируй себе, ухоженно и сыто,

     Мы — уточнять с усмешкой не хотим,

     Какая б тебе выпала планида,

     Когда б мы плуг, и колесо, и жито

     Не подарили пращурам твоим.

     Не упрекнём и в том, какая доля

     Тебе вещалась знаками беды,

     Когда бы стан козацкий в Диком Поле

     Не усмирил нашествие орды.

     Живи себе. Мы со своим уставом

     В твой монастырь вовеки не пойдём.

     Изволь и ты не трогать наше право

     Самим благоустроить отчий дом.

     Да, мы на вас в гешефтах не похожи —

     Не ловкачи менять или копить.

     Но даже вам шагреневую кожу

     В час роковой, увы, не докупить.

     Дела земные всем оплатит небо.

     И Судный День придёт, чтоб покарать

     И тех, кто предал побратимство Эльбы,

     И тех, кто сербов бросил умирать…

     А жизнь идёт. И все мы в ней пребудем:

     Кто — при бандуре, кто-то — при мошне.

     А что после себя оставим людям —

     Судить уж не тебе, да и не мне.

     В дом наших предков есть для всех дорога,

     Чьи помыслы не строятся на зле.

     Придите с миром! Нас же, ради Бога,

     Жить не учите на родной земле.

     У каждого — свои гербы, столицы,

     Свой лад, в каком рождались и росли.

     И цель своя — вблизи или вдали.

     Вам по душе — когда в руке синица.

     А нам по сердцу — в небе журавли.

     Мы таковы. А таковы уж вы.

      РАЗГОВОР С УЧИТЕЛЕМ

     Старомодный поэт из наивного доброго часа,

     Где была ещё совесть, а честь вызывала на бой,

     Я почти в полусне отключился от заданной трассы

     И себя ощутил в нереальности жизни другой.

     Привиденьем бреду под какие-то мерзкие звуки,

     Где все жрут или пьют, и ложатся вдвоём на виду…

     Где над Вечным Огнём согревают нечистые руки,

     И на плиты святые спокойно справляют нужду.

     И кишат суетливо, и всё продают неустанно…

     В этом шабаше хищном стою одинокий, как перст.

     А вокруг ни души, ибо души пустынными стали,

     Лишь у ног моих пёс так же молча косится окрест.

     Что за скрежет в ночи? Это пара юнцов низкорослых,

     В одуренье последнем надгробие деда найдя,

     Отдирает звезду — и сдаёт дефицитную бронзу,

     А на выручку колется, в землю сырую сходя…

     И настолько уже это было снести невозможно,

     Что опомнился я — и в далёкое детство проник.

     Вижу — светит навстречу доверчивый лучик в окошке,

     Где привычно к тетрадям мой первый учитель приник.

     Он спросил меня: — Сыну, а что так бледны твои щёки?

     — Да приснилось… — запнулся, — такое, хоть с дерева вниз!..

     — То козаче, не сон. Прогулял ты, я помню, уроки,

     На которых как раз проходили мы… капитализм.

      К ПРОБЛЕМЕ "ХУДОЖНИК И РЕВОЛЮЦИЯ"