А.П. Это загадка. Среди этого большинства есть страстные, любящие отчаянные люди. Почему, объясни мне, в 90-х годах это как бы вялое советское население выделило своих русских пассионариев-бандитов, которые оказались способны рисковать, умирать, убивать. И израсходовали себя в такой гражданской войне между бандитскими группировками. Значит, народ в состоянии выделять инициативные, жертвующие, страстные группы. Они есть не только в бандитской среде. Они есть среди молодых интеллектуалов, журналистов. Но какой кристалл нужно бросить в этот раствор, чтобы раствор вокруг кристалла перенасытился, а потом создал структуру? Или мы в очередной раз будем надеяться на предстоящий раскол внутри правящей группировки, выявим ту, которая нам кажется менее страшной, пойдём за ней до тех пор, пока не расстреляют из танков. Опять будем являть собой политическое мясо, лишённое мускулов, воли, нервной системы. В этом огромная тайна. Я даже не хочу сводить эту проблему к КПРФ и Зюганову, она уже обсуждена, выведена за скобки, никаких укоризн. Зачем обсуждать огород, с которого взяты клубни и осталась одна ботва?
Но новая среда? Моя газета на протяжении последних нескольких лет создаёт интересный идеологический объект, состоящий из ярких людей, одним из представителей которых являешься ты. Они многоаспектны: многоаспектно понимают ситуацию, готовы формулировать политические, метафизические, антропологические ценности, создавать ансамбль экстравагантных идей. Этот политологический субъект предполагает еще и политическую процедуру. Где она? Почему не возникает политический шлейф?
С.К.
Классовая структура общества разгромлена. Где национальная буржуазия? Я помню момент кризиса финансирования твоей газеты. Я ненавижу, ты знаешь, фашизм, но можешь себе представить, чтобы Шахт, Тиссен, Крупп и другие позволили консервативной прессе испытывать подобные трудности? Конечно, нет. Так что же — национальной буржуазии нет вообще, или она в коме? Она не тебя хочет поддерживать? А кого? Кого она может поддержать, кроме тебя? Что, у неё широкий выбор? У нас полно таких политических газет — ярких, радикальных? Их нет вообще! Если они не бегут к тебе, значит, они не бегут никуда.То же самое происходит с интеллектуальной сферой. У меня больше вопросов, чем ответов. Но я убедился, что появилось новое поколение историков — 35-45-летних. Спокойные, жёсткие люди. Трудно живущие, но при том абсолютно не маргинальные. Готовые воевать за свою правду. Стойкие, при этом не оголтелые. Они есть.
Но я не вижу такого же в социологии, экономике, и тем более в философии и политологии. То ли историки оказались отодвинуты от так называемой рыночной сферы и смогли сформироваться вне этой, всё разлагающей среды… То ли еще что-то произошло… Мне дочь говорила, когда училась на истфаке МГУ, что после бомбардировок Сербии истфаковские мальчики массово пошли на сербское направление. Может быть, какая-то внутренняя ярость молодежи, наблюдавшей, как ведется расправа с делом отцов и историей, породила у этой молодёжи желание воевать за историю.
Историков я вижу. Из них легко сформировать свою "скамейку". Они холодны, объективны, сухи, энергичны. А вот "скамейку" из экономистов, социологов и так далее сформировать намного труднее.