Газета Завтра 889 (48 2010)

     Г.С. Я тоже не понимаю. С точки зрения экономической, социальной, политической, существование маленьких государств, не входящих ни в какие большие союзы, невозможно. Самим чеченам будет скучно. Они сами уже давно стремятся к более широким горизонтам. Русские уже давно заявили о себе как о великом цивилизаторском народе. Как об одном из осевых народов мира. И теперь самим русским отстраниться от всех других народов, даже щедро одаривая их территориями, невозможно.

     В.Б. Но можно ли создать великую литературу, скажем, описывая бабочек? Мой друг Александр Проханов очень любит бабочек, описывает их в полете, любуется ими. Но это бабочки, сидящие на краю воронки от бомбы. Он ловил их сачком и в Афганистане, и в Никарагуа. Он сам был в этих военных поездках как бы бабочкой, изящной, элегантной, на краю воронки от бомб или ракет.

     Г.С. Писатель этим всю жизнь и занимается. Он ловит бабочек и собирает полевые цветы по краям воронок.

     В.Б. Кого из писателей нашего времени вы больше всего цените? Кто повлиял на вас в молодости? Чьи книги читаете?

     Г.С. Одна моя любимая линия русской литературы — это Иван Бунин. Другая линия — Михаил Булгаков. Я выделяю их для себя. Из современников с большим уважением отношусь и к Проханову, и к Маканину. Много читаю книг писателей своего поколения. Я рад, что мы по всей стране нашли друг друга, мои сверстники, которым надоели постмодернистские игры, коммерческие проекты. Мы тоже по-разному, но воспринимаем и жизнь, и нашу прозу всерьёз. Когда я начинал писать, мне казалось, что нахожусь в космической пустоте, что я — последний русский писатель в этом мире тупиковых пустых литературных экспериментов. Никого не осталось, один я. Наверное, так же думали и другие. Жестокое, трагическое время и фальшивое наигранное телевидение, отвлекающая игровая литература. Я не мог понять — неужели эти трагедии миллионов людей никому не видны, никому не интересны? Думаю, поэтому и книги перестали читать. Мы по вине властей и этих игровых постмодернистских писателей потеряли великолепного советского читателя. Мы остались и без литературы, и без читателя. Кругом издавали Пелевина, Сорокина, какого-нибудь Пеперштейна. И где-то в глубине, в тиши писали такие великолепные писатели, как Юрий Мамлеев, Владимир Личутин. Я о них долгое время не знал. И потом как-то одновременно появились первые книги моих нынешних друзей. Плохо или хорошо, но они вернули серьёзность литературе: Захар Прилепин, Сергей Шаргунов, Михаил Елизаров, Роман Сенчин, Сергей Самсонов, Андрей Рубанов. У нас разные стили, разный подход, разное слово. Я думаю, мы уже повлияли на постмодернистов каким-то образом. И путь того же не бездарного Сорокина к "Сахарному Кремлю" — это уже путь к большой серьёзной литературе.

     Если постмодернизм был отрицанием классической русской литературы —мы стали отрицанием отрицания. И мы искренне считали себя спасителями литературы. Ведь, к примеру, я был простой читатель. Ничего не знал о литературных боях. Нам преподносилось всё так, что навязывающийся постмодернизм и есть вся русская литература. И мы, как русские партизаны, тайком писали, каждый в своем углу, своё отрицание отрицания. А когда нас стали печатать, я узнал, что не один такой. Вот недавно узнал еще об одном замечательном русском писателе — Андрее Иванове, живущем в Эстонии. Кстати, я и сам сейчас хочу купить там небольшую дачу. Нас всех уже называют маленькой литературной мафией. Хотя среди нас нет ни издателей, ни начальников, но мы смело поддерживаем друг друга.