Газета Завтра 899 (6 2011)

Конечно, эту авторскую, поэтическую трактовку ни в коем случае нельзя считать "каноничной" в собственно религиозном смысле. Но и воспринимать её как "еретическую" и подлежащую по этой причине соборному осуждению, — тоже слишком большое упрощение. Это — литературный апокриф, не более, но и не менее того.

В свете поставленного выше вопроса наиболее важным следует считать то, что Юрий Кузнецов тем самым преодолел в себе, казалось бы, неизбывную, непреодолимую дихотомию "воин или пророк", перейдя в новое эстетическое качество, аналогичное христианским святым, которые одновременно и пророчествовали, и сражались за веру. В пантеоне русской литературы XXI века его имя будет значиться одним из первых.

17 февраля в 18.30

в Большом зале Центрального дома литераторов

(Москва, Б.Никитская ул., 53, проезд: ст. м. «Баррикадная»)

Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей России

проводит Литературно-художественный вечер,

посвященный 70-летию Юрия Кузнецова

«Родные черты узнавая...»

Билеты бесплатные.

Справки по тел. 625-00-50.

Евгений Ликов Старое доброе эмо-насилие

ГЕРЦОГ СИНЯЯ БОРОДА — УИЛЛАРД УАЙТ, ЮДИТ — ЕЛЕНА ЖИДКОВА. ФОТО В. БАРАНОВСКОГО

Посмотришь порой в небо: "Солнце, зачем оно?" Небо: "К чему?" Звёзды: "Какой вздор!" Это раздражение. До отвращения далеко. До истинного, метафизического пессимизма чувство не добирает градус. Отметим.

В моём заголовке противоречие на противоречии. Разрешим их в единении парадокса.

Недавно был в Большом. Мариинский театр показывал "Замок герцога Синяя Борода" Белы Бартока. Оперу не то чтобы неизвестную, но нынешнему поколению публики незнакомую — давно в Москве не было. Поэтому есть смысл поговорить о том, что в ней такого, что заставляет впасть в анабиоз при прослушивании.

Одноактовка венгерского композитора по либретто Белы Балажа — не пересказ Шарля Перро. Не инсценировка протокола допроса маршала Франции Жиля де Рэ. Не прямое следование Морису Метерлинку, давшему литературную основу оперы. Опус Бартока — нечто четвёртое, имеющее в виду перечисленное и ещё многое. Об этом поговорим.

Барток написал свой "Замок", когда композитору было за тридцать. Возраст для повышенной эмоциональности (см. "эмо-бой") не так чтобы подходящий, но для романтизма — в самый раз. Романтизм же был в моде. С одной стороны. С другой — Метерлинк не так давно получил Нобелевку. А бельгиец — признанный символист (если я ничего не путаю). Значит, и символизм в почёте.

Понятно, что к нобелевскому лауреату обратиться за либретто нелегко. Понятно, что, увенчайся такое обращение успехом, мы имели бы иное произведение. Но то, что вышло, — весьма и весьма неплохо. У Бартока остался мрачный романтизм, композитор усилил символистские акценты букв, написанных под нотным станом.

О чём вообще "Синяя Борода"?

Шарль Перро даёт после сказки две морали. Одна — о вреде любопытства. Мимо Бартока. Плоско, легковесно. Иная — о семейной жизни (см. "гендерные войны"). Уже возле центра мишени.

Дело маршала Жиля де Рэ, прототипа герцога С.Б., предполагает на сцене кровавый триллер. Далеко. Более глубокое прочтение материалов инквизиции даст представление о маге-конструкторе. Демиурге новой реальности. Частной, но претендующей на универсальность. Мы вновь приближаемся к Бартоку.

Символику собственно музыкально-сценического действа (режиссёр спектакля Даниэл Креймер) трогать не станем, сосредоточимся на Перро.

Если сказать, что опера Бартока — о насилии, то это — сказать правду. Насилие выступает здесь в двух ипостасях: в мужской версии оформляющего, сохраняющего, консервативного и упорядочивающего элемента жизни и в женском варианте слепого и всеразрушающего, уничтожающего, но и возрождающего начала мироздания.

Ещё раз: речь идёт не о женском любопытстве, а о жестокости, положенной в основу бытия. И о борьбе двух жестокостей меж собой. Ибо ничего больше нет.

Это уже не антропологический, но метафизический пессимизм!

Как раскрывается данная тема на сцене? Музыкальные линии "оперы о любви" полностью противоречат тем словам, которые произносят герой и героиня. Она уверяет мужа в своей преданности, но нередко её эмоции переходят в визг, выражаемый не голосом, но действием: музыкальному интонационному взрыву соответствует пощёчина. Всегда внезапно. Тогда как герцог спокоен, его "музыка" монотонна, пульсация звуков зачаровывает, мир Синей Бороды примиряет с собой. Это моё чувство — музыкальный теоретик пусть поправит, если я где-то ошибся. Если правок не последует, то скажу, что единственная акция прямого действия со стороны герцога не убеждает. Он борется с женским началом не примитивным и здоровым рукоприкладством!