Газета Завтра 909 (16 2011)

В России, как водится, дела обстояли сложнее. В 1987 году Элем Климов, законтачившись с кем-то из Голливуда, собрался уже было запустить проект в производство. Но ничего не вышло. О сложностях, возникших с картиной Юрия Кары, мы уже упоминали выше. Даже относительно "безболезненно" прошедший киносъёмочный процесс телеэкранизации "Мастера и Маргариты", осуществлённый Владимиром Бортко, поначалу подразумевал совершенно иной актёрский состав. Мы могли бы увидеть в роли Маргариты Галину Тюнину, Сергея Маковецкого в роли Мастера и Дмитрия Певцова в роли — затаите дыхание! — Иешуа. Но не срослось — в 2005 году телевизор показал нам другую трактовку образов, в разной степени получившихся. Но не об этом речь.

Вернёмся к фильму Кары, который в своём роде уже давно стал легендой. И оставался бы ею навсегда, если бы продолжал слыть загадкой и не вышел из тени мифа. Пересказывать сюжет — дело лишнее. Даже тот, кто не знаком с процессом чтения, мог увидеть экранизацию Бортко и быть в курсе, что к чему. Главной особенностью авторского прочтения булгаковской книги Юрием Карой стал актёрский состав — некоторые из исполнителей, увы, не дожили до премьеры.

В роли Пилата убедительно выступил Михаил Ульянов — старая советская актёрская школа в его случае говорит сама за себя. Чего не скажешь о Николае Бурляеве, сыгравшем Иешуа — пафос в стиле "Джизус Крайст суперстар" не позволяет отнестись к этой работе — пусть и благословлённой Церковью — серьёзно. Лев Дуров в роли Левия Матвея переигрывает и чрезмерно усердствует. Впрочем, большинство ролей этого актёра и ранее отличались эмоциональным излишеством. Исключительно на режиссёрской совести лежит тот момент, что во всей этой псевдобиблейской истории — первом массовом и заведомо ложном источнике представлений о христианстве для советских людей, слишком очевиден намёк на тему доносов. Непонятно, что и думать, когда с экрана периодически звучат фразы вроде — "Агентура у тебя не больно хороша", а Иуда (Игорь Верник) и вовсе открыто назван шпионом. С таким подтекстом вовсе не удивительно, что на бал Сатаны в понимании Юрия Кары среди прочих гостей являются Пётр I, Ленин и Сталин — в 1994 году это ещё считалось актуальным.

Ситуация с балом — вообще из ряда вон выходящая. Такое ощущение, что действо происходит в антураже злачных помоечных питерских дворов, которые так любили живописать кинематографисты времён перестройки. И по этим дворам в хаотичном порядке носятся не слишком привлекательные голые женщины, вызывая в памяти мусорные кинопостановки Расса Мейера — этакая "Долина ультрамегер" на российский манер.

Главный виновник торжества, Воланд в исполнении Валентина Гафта, — по утверждению самого актёра — "не дьявол, а посланник светлых сил" — действительно выглядит несколько более позитивно, чем требуется. Ловушка в том, что невозможно абстрагироваться от личности актёра и воспринимать его персонаж как самостоятельный образ. Из всей свиты "гостя столицы" сильно тянет одеяло на себя Александр Филиппенко в роли Коровьева. Фиглярство без чувства меры — не слишком удачный приём для решения образа. Хорош в роли Ивана Бездомного еще не зарапортовавшийся Сергей Гармаш. Единственный минус его практически беспроигрышных сцен в том, что главная и наиболее цитируемая фраза обезумевшего поэта: "Иностранного консультанта нужно изловить", — оставлена за кадром. Безукоризненны и эпизодические роли, способные украсить любой фильм, — Борислав Брондуков (Варенуха), Леонид Куравлёв (управдом Босой), Сергей Никоненко (Лиходеев).

А вот на образах Мастера и Маргариты и сопутствующей им истории хочется остановиться подробнее. Что же представляет собой гениальное творение Мастера? Кроме первой фразы — а литературно подкованные люди знают, насколько она важна для романа — мы сразу же понимаем, что имеем дело с произведением, хоть и оригинальным и талантливым, но отнюдь не выдающимся. За какие такие заслуги данная рукопись рефлексирующего прозаика оказалась внутри несгораемого шкафа литературного наследия — "рукописи не горят" — остаётся за кадром. О чертовщине, смакующей свою сущность, задумывается не каждый. На эту тему к тому времени уже существовал для примера известный рассказ Леонида Андреева "Иуда Искариот", так что по-настоящему новаторским выбранный мотив, увы, не был. Самой распространённой версией служит та, что Булгаков мстил литературной богеме Москвы, пустившей под критический нож ещё до выхода в печать нежную и трепетную шею его "Белой Гвардии". Ненавязчиво зашифровал в Мастере собственный светлый образ, все страдания претерпевшего от советской власти большого художника. Но на деле, на бумажном листе оказалась совсем иная реальность.