Газета Завтра 909 (16 2011)

С этой точки зрения — почему бы и нет? Почему мы должны отказываться от такого мирового проекта? Только потому, что сейчас он не вышел за рамки "нулевого уровня"? Евросоюз для нас — не перспектива. НАТО для нас — не перспектива. Это реальность, которая исчезнет максимум через 10-15 лет. А БРИКС — очень мощная перспектива интеграции России в мировое сообщество и повышения статуса в нем.

Дмитрий МИТЯЕВ.

Условное объединение БРИКС, на мой взгляд, делится на четыре части.

К первой стоит отнести Индию и Бразилию, находящихся в ситуации "низкого старта": с гигантским уровнем социального неравенства, нищетой подавляющего большинства населения и неразвитой промышленной базой. Им предстоит подтягивать доходы и качество всего населения, чтобы выйти хотя бы на средний индустриальный уровень. Условно говоря, это уровень США конца 50-х-начала 60-х годов ХХ века и России конца 70-х—начала 80-х годов. В этом, кстати, принципиальное отличие индустриализации сталинской от индустриализации китайской.

В Китае потянули вверх небольшой кусок страны, связанный с "экспортной экономикой", а Сталин поднимал сразу всю страну целиком. И тот, и другой вариант, на мой взгляд, были абсолютно оправданны в конкретных социально-исторических условиях, но ставить между ними знак равенства, как это часто делают, совершенно бессмысленное занятие. Здесь налицо две принципиально различные модели индустриализации.

Еще раз подчеркну, что в рамках существующей модели, с нынешней элитой, у России нет никаких шансов провести системную модернизацию. Для этого должна произойти революционная смена элит, как это случилось в СССР конца 20-х-начала 30-х годов, когда абсолютно компрадорская по своей сути элита "старых большевиков", которая ничего не хотела делать, была сметена Сталиным. Точно такую же смену элит, которые тогда назывались не "старые большевики", а бояре, пытался осуществить Иван Грозный с помощью опричнины, но это ему удалось лишь частично. Ценой поражения Грозного стало Смутное время, а бояр удалось оттеснить от рычагов управления страной только Петру I — через 150 лет после Ивана Грозного.

Что касается нынешней ситуации, то в ней просматриваются два основных варианта.

Вариант первый — это распад России на несколько квазигосударственных образований. При этом значение регионов Сибири и Дальнего Востока в условиях экономического спада и дезинтеграции будет стремительно снижаться, потому что реализовать их природные ресурсы будет очень сложно.

И, соответственно, второй вариант — это элитная революция. Как говорится, третьего не дано.

Что касается Китая — у него тоже есть два варианта.

Вариант первый. Китай сможет заменить внешний спрос внутренним. Но я в него, повторюсь, не верю, и вы не сможете убедить меня в обратном.

И вариант второй. Что он не сможет этого сделать, и тогда внутри Китая начнутся острейшие социально-политические проблемы, из-за которых эта страна исчезает из мировой системы разделения труда. Он начинает решать исключительно свои внутренние проблемы. Как это будет происходить: путем демократических выборов или путем закапывания оппонентов в землю живьём, — это их проблемы.

Для нас важно, что в этом случае Россия опять становится — уже на новом уровне — субъектом мировой политики. И я уверен, что в этом случае мы должны искать крупного партнера, потому что всё-таки 100-150 миллионов человек — это мало. Мы можем искать его среди бывших союзных республик, восстанавливая контуры СССР, но у нас по-любому появляются возможности для игры. Но еще раз повторю, что рассматривать глобальные люфты через 10-15 лет — это нонсенс. Их уже не будет. Будут рынки региональные.

Сергей БЕЛКИН, публицист.

Я бы хотел обратить внимание еще на один момент. Что бы там ни было, но мы до сих пор продолжаем оставаться в рамках единой мировой финансовой системы. Которую мы критикуем, говорим, какая она несправедливая, бесперспективная, больная и умирающая. Эта критика выглядит весьма верной и убедительной, но проблема в том, что со сроками мы, как правило, ошибаемся. Несмотря на мнения нашего экспертного сообщества, она продолжает демонстрировать удивительную живучесть. Это то, о чем стоит подумать, потому что идти от её анализа мы не можем, многие параметры нам или не видны, или зашифрованы.

Во-первых, когда мы говорим о мировой финансово-экономической системе, мы анализируем её модель, в то время как она является не моделью, а живым организмом. То есть, мы делаем правильные прогнозы в рамках модели, но живая система ведет себя несколько иначе. Потому что в ней существуют и действуют такие факторы, которые не учитывает наша модель. То есть это в плане постановки вопроса. Дело в том, что сегодня для современной науки стали доступны методы анализа социальных систем как живых организмов, восходящие к временам "школы Сантьяго".