В этой ситуации он повёл себя в высшей степени порядочно и мужественно. Он мог, как некоторые другие, "обидеться", что его не послушали и под этим предлогом уйти в тень, избежать, грядущей расправы, которая, как все мы тогда понимали, не заставит себя ждать. Мог, приняв предложенные Ельциным льготы и гарантии сохранения статуса, вообще перейти на сторону Кремля, как это сделали многие нардепы. Но он остался на своём месте и до последних минут находился в "Белом доме", под непрерывным огнём, в горящем здании. С гордо поднятой головой принял арест.
И как знак того, кого же действительно боялась ельцинская шваль, — то, что первые выстрелы, нанятых за деньги танков с моста напротив "Белого дома" были сделаны именно по кабинету Ачалова. И в списке лидеров оппозиции, подлежащих ликвидации на месте, который составил Коржаков с подачи Ельцина, переданном командиру "Альфы", фамилия Ачалова находилась в первой десятке…
Ему было 66 лет. Совсем молодой возраст. И в том, что Владислав Ачалов ушёл, есть какой-то особый рок. Он был человеком советской эпохи, советской Атлантиды, и нынешняя мелкотравчатая, либеральная Россия, исковерканная реформой, безропотная, забитая армия, — были слишком малы для него. Владислав Алексеевич умер от тяжёлой и продолжительной болезни, но те, кто знал его хорошо, те, кто был близок к нему, знали, что на самом деле он умер от тоски. Тоски по тому огромному делу, которому отдал всю жизнь и для которого был создан. По делу, которое у него отобрали, и которое теперь, в сегодняшней России, тихо вырождается в убогое ремесло.
Мы всегда будем помнить этого удивительного, яркого человека. Его благородство, его искромётный юмор, его умение дружить. Вечная память герою-десантнику!
Игорь Шафаревич -- О «еврейском столетии»
Беру в руки книгу Ю.Слёзкина "Эра Меркурия". Это очень интересная книга, начиная с ее названия, которое в английском оригинале звучит "The Jewish century", что значит, насколько я могу судить, "еврейское столетие". Так что я даже долгое время не мог понять, что я ту же книгу, но под другим названием уже читал по-английски. Такое изменение названия вызывает естественный вопрос: "Что же это за тема, для обсуждения которой Америка уже созрела, а нам ее можно подавать лишь под более осторожным и обтекаемым заголовком?". Ответ содержится во введении, где говорится: "Современная эра — еврейская эра, а XX век — еврейский век. Модернизация заключается в том, что все становятся подвижными, чистоплотными, грамотными, говорливыми, интеллектуально изощренными и профессионально пластичными горожанами… Модернизация — это когда все становятся евреями". Здесь и дальше я пользуюсь имеющимся печатным переводом, несмотря на отмеченное выше изменение заглавия. Дальше говорится: "У одних… получается лучше, у других — хуже, но никто не способен стать лучшим евреем, чем сами евреи". Еще одна цитата: "Эта книга представляет собой попытку рассказать историю еврейского века и объяснить его истоки и значение". И, только дочитав книгу (ее перевод), я осознал, что статья Радзиховского "Еврейское счастье", из которой мы узнали имена тех, кто тогда определял нашу судьбу, и была напечатана в американской же газете на русском, правда, языке.
Но еще более поразительным, чем изменение названия в переводе, является противоположность картины, которая вырисовывается в начале книги (первая глава) и в её продолжении (вторая-четвертая главы).