В.Б. Меня любят упрекать за любовь к обобщениям, к датам, к обоймам. Но не могу не заметить некоей повторяемости русской национальной литературной волны. Таланты всегда есть. Но вдруг, как вспышка, как небесное озарение, появляется, несмотря на все запреты и зажимы, сразу группа ярчайших, озаренных именно русской национальной идеей, писателей и поэтов. То есенинская группа, то расцвет "Молодой гвардии", то центром становится "Наш современник". Конечно, играют роль и такие подвижники, как вы, или Викулов. Но ничто не поможет, если Бог не дал новых имен. И, несмотря на пессимизм иных наших соотечественников, не видящих для России выхода, я уверен, что и в современной русской литературе мы накануне нового яркого национального взлёта. Не некая космополитическая российская литература, а именно русская национальная литература с каждым поколением обогащает весь мир. Достоевский и Толстой, Бунин и Платонов, Есенин и Твардовский. Их всемирность состоялась именно благодаря русскому национальному взгляду на мир. Западу не интересны подражатели. Чувствуете ли вы сейчас наш новый национальный подъём? Как вы смотрите на наше будущее?
В.С.
Начну со своего рода. Я очень переживал трагедию со своим сыном, который погиб в самом расцвете сил. Но у меня есть внук, две внучки и два правнука. Так что сорокинский род никуда еще не денется. Так же и Россия в целом, пройдя через все нынешние провалы, через русскую трагедию конца ХХ века, вновь даст нам и ученых, и поэтов, и писателей. Думаю, выдюжим, и новая литература нам в этом поможет. И от русскости своей никуда не уйдем.В.Б. А как вы относитесь к ХХ веку?
В.С.
Я — человек ХХ века. Это мой век со всем его содержимым. Конечно же, это Советский век. Я очень высоко ценю Ивана Бунина, Максима Горького, Куприна. Из близких мне по времени — Бориса Можаева, Владимира Тендрякова, Ивана Акулова. Сами "деревенщики" не раз называли Акулова наиболее одаренным мастером. Так считали и Федор Абрамов, и Виктор Астафьев. Он не любил шумихи, но "Касьян остудный" — это наша классика. Как главный редактор "Современника" я готовил к печати все спорные произведения. Прокушев мне говорил: "Ты, Валя, молодой, бери удар на себя". Скажем, "Мужики и бабы" Можаева мы выпустили, несмотря на неодобрение самого Суслова. Вот и "Касьян остудный" побоялись дать все наши журналы. А я решил выпустить. Мне звонит Михаил Алексеев: "Валя, ты у нас самый молодой главный редактор, не рискуй с Акуловым. Выгонят". Вызывают меня к Свиридову, председателю Госкомиздата, по звонку всё того же Альберта Беляева. Там уже сидит Иван Акулов. Свиридов говорит, мол, Фурцева звонила, требует запретить. А Иван Акулов ему: "Подумаешь, какая-то баба звонила. Вы на фронте "катюшей" командовали, а тут бабы боитесь". Взял и ушел. Свиридов мне: "Одного уральца еще терпеть можно, но двоих невозможно". И всё же книгу мы выпустили.Так что, думаю, в литературе наш ХХ век — один из лучших. От Горького до Астафьева, от Бунина до Можаева.
В.Б. В каком возрасте вы стали главным редактором "Современника"?
В.С.
Мне шел тридцать второй год. Я был самый молодой главный редактор издательства.